Макаров А.В. Секретный сотрудник ВЧК Альберт Пирро.

     Настоящая книга рассказывает о жизненном пути авантюриста, мошенника и секретного сотрудника ВЧК Альберта Пирро. На основе его биографии и личных записок, воспоминаний современников, публикаций прессы и архивных материалов открывается возможность ознакомиться с чрезвычайно интересными страницами истории советской власти, Гражданской войны, ВЧК, красного террора и экспроприации, нелегального вывоза и продажи за границей большевиками золота, бриллиантов, предметов искусства и старины, начала работы первого советского полпредства и торгового представительства, деятельности советской разведки и Коминтерна в Эстонии и Латвии.
     Об Альберте Пирро в Советской России практически никто ничего не знал. В пятитомном издании «История Гражданской войны в СССР» Альберт Пирро упоминается как бразильский консул, расстрелянный в 1919 году ВсеукрЧК за организацию международного контрреволюционного заговора с целью свержения в Киеве советской власти.
     На самом деле герой нашего исследования – из плеяды первых чекистов-дзержинцев, устанавливавших «огнем и мечом» на территории России советскую власть.
     Имя А. Пирро в нашей стране по причине его бегства за границу в 1921 году и публичного покаяния за совершенные на службе у большевиков преступления находилось под строжайшим запретом. В свою очередь, европейская пресса в 20–30-е годы о нем писала регулярно.
     Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся историей Отечества, большевизма, спецслужб и международных отношений.

Глава I. Чекист Альберт Пирро
• Покаяние чекиста («…раскаиваюсь и проклинаю!»)
Глава III. На чекистской службе в Петрограде и Москве
• Большевистский комиссар Максим Горький и распродажа за границей национальных сокровищ России
• Комиссар смерти П. Магго (специалист по «особым поручениям»)
Глава IV. Во Всеукраинской ЧК. Лето, 1919 год
• Под защитой большевистских вождей: Ф.Э. Дзержинского и В.И. Ленина («бразильский консул» Альберт Пирро)
Глава VI. Помощник полпреда
• Окно в Европу и цивилизованный мир (о постыдном советско-эстонском мирном договоре 1920 года)
• Советский полпред Исидор Гуковский (громкие истории о мошеннике, казнокраде и прожигателе жизни полпреде Советской России в Эстонии)
• Полпредство Советской России в Эстонской Республике (финансовые и коммерческие аферы, непрерывные кутежи и оргии, мораль и нравственность первых советских дипломатов)
• Тайны большевистской дипломатии: бриллиантовый курьер (контрабанда и нелегальная продажа за границей бриллиантов)
• Связной Коминтерна (злоупотребления, хищения, коррупция, безрассудное расточительство большевиками несметных богатств России, непомерное обременение государственной казны расходами Коминтерна)
Глава VII. Прощая, Советская Россия
• Дело Гохрана (беспрецедентные хищения и расточение государственных ценностей)
Глава VIII. Двурушник
• Под колпаком латвийских спецслужб (о растлении личности большевика-чекиста)
• Продавец мемуаров Николая II (из криминальной жизни мошенника-чекиста)
• Монархист Пирро и картина художника Ван Дейка (очередная криминальная афера)
• Исповедь чекиста (о коммунизме и советской власти)
• Послесловие

     Переданные А. Пирро в редакцию газеты «Слово» воспоминания были написаны им в период тюремного заключения и исполнены как покаяние:
     «Закрылись ворота Рижской центральной тюрьмы… Кошмар бессонных ночей, диких снов, тоски, страшной, непередаваемой тоски… Все это позади – там, за стенами оставленной обители, моей тринадцатой камеры…
     Но все ли?
     О, нет, тысячу раз нет! Не все свобода в силах рассеять: самое главное все-таки осталось и прошлое властным голосом на каждом шагу напоминает: «Не забудь, с ними ты работал, кем ты был, за что и против кого боролся и, наконец, где и каков результат».
     За что и против кого я боролся?
     За торжество мировой революции?
     За новый обновленный строй человечества?
     За равноправие, счастье, свободу?
     Врагами же моими были сотни, тысячи, миллионы тех, кто не сочувствовал коммунизму, активно боролся против него.
     Господа, шапки долой перед этими врагами! Шапки долой перед кристально-чистыми слезами матерей, невест, сирот и седовласых старцев, оплакивающих судьбы своих близких, осмелившихся честно и открыто выступить против людей, бросивших в зловонную клоаку и свободу, и счастье, и право, – людей, давших вместо правды – ложь и насилие, вместо свободы – сотни тысяч расстрелов, тюрьмы, концентрационные лагеря…
     Да простит мне Всевышний мое невольное и вольное участие в работе коммунистов; сам же я для себя полного оправдания не нахожу.
     Работа целой своры видных и ответственных советских деятелей проходила перед моими глазами. Не та работа, с которой так хорошо знаком русский народ, а тайная, скрытая от глаз рядового обывателя.
     …и я свою задачу… сочту выполненной, если хоть отчасти сумею обрисовать истинную деятельность всех этих господ.
     <…>
     Конечный же финал моих пестрых похождений – тюрьма в Латвии. Но и она дала мне что-то положительное: я узнал самого себя, наметил свою будущую дорогу, а лозунгом избрал:
     «Я раскаиваюсь и проклинаю!»6

     В ноябре 1920 года рижская русскоязычная газета «Сегодня» писала о Максиме Горьком: «Известный русский писатель – самая загадочная, неразгаданная фигура на фоне Советской России. Как будто большевик. И в то же время их противник. Защитник их и друг. И в то же время один из тех, кто не приемлет большевизма, кто чужд ему и далек»100.
     Осенью 1921 года М. Горький покинул Советскую Россию и после скитаний по Европе осел в фашистской Италии. Это было время, когда политические взгляды Горького, его взаимоотношения с советской властью и служба у большевиков в качестве комиссара-экспроприатора живо обсуждались в кругах русской эмиграции.
     Чекист и журналист Альберт Пирро, будучи хорошо осведомленным о жизни новых хозяев Советской России, в 1926 году поделился размышлениями «о великом пролетарском писателе», посвятив ему в газете «Слово» статью «Максим Горький и художественные ценности»:
     «Период в 1918–1921 годы, – отмечал А. Пирро, – был периодом грабежей, реквизиций, конфискаций и национализаций. Россия буквально стонала под налетом чекистов, комиссаров и всевозможных комиссий и комитетов. Грабили и отнимали все: одежду, драгоценности, мебель, ковры и т. д. На один предмет только мало обращали внимания – художественную старину: картины, миниатюры, гобелены, старинный фарфор и книги.
    Весь этот «хлам» в глазах тогдашних заправил имел небольшую реальную ценность и являлся просто буржуазной дребеденью, не стоящей внимания. Правда, со временем этот взгляд изменился… нашлись предприимчивые люди, которые на это обстоятельство обратили свой прожорливый взор, и начали усиленно собирать все, что попадалось под руку… Были среди них коллекционеры-любители, собиравшие просто для своих коллекций, но большая часть – спекулянты, понявшие, какие громадные сокровища валяются чуть ли не под ногами и чтобы получить их – стоит только протянуть руку.
     Существовал декрет Луначарского, в силу которого коллекции художественных и старинных вещей не подлежали отчуждению.
     Но это был лишь декрет, клочок бумаги, не имеющий реальной силы: кто хотел и имел кое-какую власть – брал, не прося разрешения Луначарского.
     Особенно в этом отношении отличился Максим Горький. Друг и приятель Луначарского, Ленина, Дзержинского и Петерса.
     Чин он имел довольно крупный.
     Занимал должность комиссара по наблюдению за художественной стариной Северной Коммуны.
     Кроме того, состоял председателем каких-то музейных и архивных комиссий и членом целого ряда других, имеющих отношение к художественным и историческим предметам, организаций.
     Тут-то и началось то скверное, о чем столько говорили и говорят.
     Максим Горький польстился на чужую собственность.
     Квартира его по Кронверкскому проспекту (петроградская 11-комнатная квартира, в которой проживал А.М. Горький в 1914–1921 гг. – Прим. автора) превратилась в склад российских художественных сокровищ.
     Не купленных за деньги, а реквизированных, ворованных.
     Бывший великий писатель разъезжал на своем великолепном автомобиле по всему Петрограду и как ищейка разнюхивал, нет ли где-нибудь чего пригодного для его склада торговли оптом и в розницу.
     Если где-либо что нашел, на другой день являлись туда его агенты, предъявляли ордер за подписью Горького как комиссара и без жалости вывозили все то, что было отмечено пославшим их тов. комиссаром»101.
     «Правда, часть взятого попадала в государственные хранилища, но наиболее ценные вещи исчезали в стенах дома по Кронверкскому проспекту.
     Помнит ли еще Максим Горький коллекцию миниатюр князей Белосельских-Белозерских82, забранную, его клевретом Рассохиным и переданную последним своему патрону? Где она теперь?»102 – вопрошал на страницах газеты «Слово» А. Пирро:
     «Знаю, что от бывшего товарища комиссара ответа не получим, ибо в таком случае он должен сознаться, что коллекция им продана англичанину Чандерсу, приезжавшему в 1920 году в Россию со специальной целью скупать художественную старину.
     Не забыл ли Максим Горький про другую коллекцию миниатюр, отнятую им при помощи милиции у страстного коллекционера… Транзе фон Розенека.
     Когда к нему явились агенты Горького с ордером на право захвата миниатюр – он их не дал. О сопротивлении старика по телефону сообщили Горькому, и скоро на помощь агентам явилась милиция. Понятно, что сила одолела право и транзеевская коллекция миниатюр торжественно перекочевала в квартиру Горького. Она оценивалась в 50 тысяч золотых рублей, а была продана писателем датскому инженеру Иогансону за 5 000 датских крон и в июле 1920 г. вывезена в Копенгаген…
     Не исчезла ли из памяти Горького история с чудными фламандскими гобеленами Зимнего дворца, которые как-то летом 1919-го года таинственно улетучились из Белой гостиной последнего?
     Все это дело так бы и обошлось, но к несчастью, за несколько дней до пропажи гобеленов, на них обратил свое внимание сам Зиновьев и отдал уже приказ перевезти фламандские полотна в его обиталище, а тут вдруг они пропали. Поднялся скандал.
     Началось следствие.
     Виновным в похищении гобеленов оказался один из дворцовых служащих. На допросе он сознался, что взять гобелены его уговорила супруга Максима Горького – Марья Феодоровна83), занимавшая должность комиссара Петроградских театров. За услугу она обещала устроить служащего на другую, более выгодную должность. Гобелены он отнес в квартиру Горького.
     Понятно, когда открылся истинный виновник кражи, дело затушили…
     В чьих руках теперь эти гобелены?
     Кому и за сколько проданы? Летом 1920-го года Андреева, жена Горького, поехала в Германию.
     Формально мотивом поездки явилась задача осведомить публику Запада о положении русского театра, а главной причиной послужило стремление ликвидировать те громадные запасы «буржуазного хлама», которые накопились в квартире по Кронверкскому проспекту.
     И ликвидация началась.
     Скоро после отъезда Андреевой в Берлин, в Ревель прибыли два вагона с транзитным грузом.
     Согласно данного Петроградским отделением Внешторга маршрута, груз направлялся в Гамбург и имел срочное значение. Сколько помнится, в сопроводительных бумагах содержание вагонов было означено лаконическим – «домашние вещи».
     На самом же деле груз состоял целиком из ящиков со старинным мейсенским, венским, саксонским фарфором, запакованных в брезенте тюков с редкими коврами, картин и целого ряда больших чудных ваз бывшего императорского фарфорового завода, когда-то украшавших залы Зимнего дворца. Транспорт вещей сопровождал клеврет и правая рука четы Горьких – Рассохин.
     Он же, как, после, оказалось, устраивал в Гамбурге все дела по продаже вывезенного награбленного имущества, действуя в тесном контакте с Марией Феодоровной, которая сама, чтобы не скомпрометироваться, открыто в продажу не вмешивалась.
     Среди «товаров» нашелся какой-то редкий чайный сервиз громадной стоимости. Его за бесценок купил один из гамбургских антикваров и выставил в витрину своего магазина.
     Как-то, случайно проходя мимо магазина антиквара, выставленными вещами заинтересовался один из бывших чиновников германского посольства в царской России…
     Обратив внимание на сервиз, он в нем опознал свою собственность, оставленную в Петрограде при отъезде из России в начале Русско-Германской войны.
     От антиквара немец узнал фамилию продавца Рассохина и обратился к полиции, указывая, что сервиз принадлежит ему, и просил выяснить, каким путем он попал в руки Рассохина… требовал возвращения ему его собственности.
     Началось дознание.
     Рассохин сознался, что сервиз и вообще все художественные ценности, которые он в Гамбурге распродает, принадлежат не ему, а русскому писателю Максиму Горькому с женой.
     Поднялся было скандал. Но о происшествии вовремя узнала сама Андреева и при помощи советского представителя в Берлине – Коппа84), дело удалось затушевать…

* * *
     Я мог бы привести еще десятки примеров «любви Максима Горького к художественной старине», но хватит и этих…».
     Отношение М. Горького к революции и его участие в большевистском «преобразовании России» в качестве комиссара-экспроприатора до сих пор будоражат умы критически мыслящей части современного общества.
    «Метаморфоза личности и гражданской позиции писателя прошла настолько стремительно, что даже сейчас многие литературоведы, его биографы и почитатели не различают в личности творца образы писателя-бунтаря и угодливого государственного чиновника»103. Как могло случиться, что «в роли главаря шайки государственных «домушников» оказался сам А. М. Горький-Пешков»104, который «усердно «чистил» петроградские квартиры, особняки и дворцы»105.

     М. Горький критически принял и буржуазно-демократическую, и пролетарскую революцию. Наблюдая за происходящим, он писал:
     «Как известно, одним из наиболее громких и горячих принятых к сердцу лозунгов нашей самобытной революции явился лозунг «Грабь награбленное!»
     Грабят – изумительно артистически; нет сомнения, что об этом процессе самоограбления Руси история будет рассказывать с величайшим пафосом.
     Грабят и продают церкви, военные музеи, – продают пушки и винтовки, разворовывают интендантские запасы, – грабят дворцы бывших великих князей, расхищают все, что можно расхитить, продается все, что можно продать…»106
     Шокированный тем, что творится в Петрограде, М. Горький в издаваемой им газете «Новая жизнь»85) за 8 июня 1917 года писал:
     «На страницах «Нового Времени» (в этот период в данной газете репортером криминальных расследований работал Альберт Пирро – прим. автора) печатается объявление о том, что анонимное американское общество ассигновало 20 миллионов долларов для скупки в России старинных художественных вещей из золота и серебра, а также картин, бронзы, фарфора и вообще предметов искусства.
     …Организаторы этого начинания, видимо, учли смысл таких явлений, как разгром ворами дворца герцога Лейхтенбергского86), возможность погромов крестьянством старинных дворянских усадеб и все прочее в этом духе.
     Учли они также и общую некультурность всех слоев населения страны, общую всем нам низкую оценку значения искусства, и дешевизну русских денег, и всю силу тех трагических условий, в которых мы живем.
     Лавина американских денег, несомненно, вызовет великие соблазны не только у темных людей Александровского рынка, но и у людей более грамотных, более культурных. Не будет ничего удивительного в том, если разные авантюристы сорганизуют шайки воров специально для разгрома частных и государственных коллекций художественных предметов...
     Американское предприятие… грозит нашей стране великим опустошением, оно выкосит из России массу прекрасных вещей, историческая и художественная ценность которых выше всяких миллионов.
     Оно вызовет к жизни темный инстинкт жадности, и, возможно, мы будем свидетелями историй, перед которыми потускнеет фантастическая история похищения из Лувра бессмертной картины Леонардо да Винчи87)».
     Ничего не скажешь, произнесено патриотично, даже, кажется, с чувством тревоги и боли за Отечество.
     После Октябрьского переворота критика политики большевиков на страницах издаваемой М. Горьким газеты с каждым днем все более нарастала. Можно сказать, что в 1917–1918 годах он «фактически обвинил Ленина в захвате власти и развязывании террора в стране»107.
     Подобные выпады приводили ленинских соратников в неистовую злобу, они ненавидели «революционного романтика» и были готовы физически уничтожить его, однако «вождь мирового пролетариата» не отдавал «буревестника революции» на растерзание ни идеологам новой власти – догматикам-марксистам, ни чекистам Дзержинского, считавших М. Горького непримиримым и злейшим врагом советской власти88).
     Действительно, анализ публикаций того времени свидетельствует о глубоких разногласиях «пролетарского писателя» с большевиками и их вождем Ульяновым-Лениным.
     Чего только стоит одно это заявление: «Теперь, когда известная часть рабочей массы (под руководством большевиков. – Прим. автора)… действуя насилием и террором, – тем насилием, против которого так мужественно и длительно боролись ее лучшие вожди, ее сознательные товарищи, – теперь я, разумеется, не могу идти в рядах этой части рабочего класса»108.
     А в день образования большевиками ВЧК, 20 декабря 1917 года М. Горький писал:
     «Вот уже почти две недели, каждую ночь толпы людей грабят винные погреба, напиваются, бьют друг друга бутылками по башкам, режут руки осколками стекла и точно свиньи валяются в грязи, в крови. За эти дни истреблено вина на несколько десятков миллионов рублей и, конечно, будет истреблено на сотни миллионов.
     Если б этот ценный товар продавать в Швецию – мы могли бы получить за него золотом или товарами, необходимыми стране – мануфактурой, лекарствами, машинами.
     Люди из Смольного89), спохватясь несколько поздно, грозят за пьянство строгими карами, но пьяницы угроз не боятся… Во время винных погромов людей пристреливают, как бешеных волков, постепенно приучая к спокойному истреблению ближнего.
     В «Правде» пишут о пьяных погромах как о «провокации буржуев», – что, конечно, ложь…
     Развивается воровство, растут грабежи, бесстыдники упражняются во взяточничестве так же ловко, как делали это чиновники царской власти; темные люди, собравшиеся вокруг Смольного, пытаются шантажировать запуганного обывателя. Грубость представителей «правительства народных комиссаров» вызывает общие нарекания, и они – справедливы.
     Разная мелкая сошка, наслаждаясь властью, относится к гражданину как к побежденному, т.е. так же, как относилась к нему полиция царя. Орут на всех, орут как будочники в Конотопе или Чухломе. Все это творится от имени «пролетариата» и во имя «социальной революции», и все это является торжеством звериного быта, развитием той азиатчины, которая гноит нас»109.
     За открытую гражданскую позицию газета «Правда» на своих страницах подвергла М. Горького уничтожающей критике. Большевики обвинили «пролетарского писателя» в поспешном уходе из рядов «подлинно революционной демократии»110.
     «Горький заговорил языком врагов рабочего класса»111, – кричала «Правда».
     В развернувшейся эмоциональной полемике «буревестник революции» писал:
     «…Меня обвинили в том, что я «продался немцам» и «предаю Россию», теперь обвиняют в том, что «продался кадетам» и «изменяю делу рабочего класса»...
     Послушайте, – господа, – а не слишком ли легко вы бросаете в лица друг друга все эти дрянненькие обвинения в предательстве, измене, в нравственном шатании? Ведь если верить вам – вся Россия населена людьми, которые только тем и озабочены, чтобы распродать ее, только о том и думают, чтобы предать друг друга!
     …Бросая друг другу столь беззаботно обвинения в предательстве, измене, корыстолюбии, лицемерии, вы, очевидно, представляете себе всю Россию как страну, сплошь населенную бесчестными и подлыми людьми… это опасно, ибо постепенно и незаметно те, кто играет в эту грязную игру, могут внушить сами себе, что действительно – вся Русь страна людей бесчестных и продажных, а потому – «и мы не лыком шиты!».
     Вы подумайте: революция у нас делается то на японские, то на германские деньги, контрреволюция – на деньги кадет и англичан, а где же русское бескорыстие, где наша прославленная совестливость, наш идеализм, наши героические легенды о честных борцах за свободу, наше донкихотство…
     Народные комиссары презрительно усмехаются… Но это меня не убивает. Да, я мучительно и тревожно люблю Россию, люблю русский народ.
     …Думаю, что революция даст нам возможность свободной работы, всестороннего творчества, – мое сердце наполняется великой надеждой и радостью даже в эти проклятые дни, залитые кровью и вином.
     Отсюда начинается линия моего расхождения с безумной деятельностью народных комиссаров.
     Я считаю идейный максимализм очень полезным для расхлябанной русской души, – он должен воспитать в ней великие и смелые запросы, вызвать давно необходимую дееспособность, активизм, развить в этой вялой душе инициативу и вообще – оформить и оживить ее.
     Но практический максимализм анархо-коммунистов и фантазеров из Смольного – пагубен для России и, прежде всего, – для русского рабочего класса.
     …Жестокий и заранее обреченный на неудачу опыт производят комиссары над русским народом…
     Реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают ее в жертву своей грезе о всемирной или европейской революции.
     …Народные комиссары разрушают и губят рабочий класс России…
     Мне безразлично, как меня назовут за… мое мнение о «правительстве» экспериментаторов и фантазеров, но судьбы рабочего класса в России – не безразличны для меня.
     И пока я могу, я буду твердить русскому пролетарию:
     – Тебя ведут на гибель, тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта, в глазах твоих вождей ты все еще не человек!»112
     В оправдание проводимой советской властью политики разжигания классовой и социальной розни, насилия и террора газета «Правда» писала:
     «Всякая революция, в процессе своего поступательного развития, неизбежно включает и ряд отрицательных явлений, которые неизбежно связаны с ломкой старого, тысячелетнего государственного уклада.
     Молодой богатырь, творя новую жизнь, задевает своими мускулистыми руками чужое ветхое благополучие, и мещане, как раз те, о которых писал Горький, начинают вопить о гибели Русского государства и культуры»113.
     На столь сумбурный и явно недружественный выпад в свой адрес со стороны газеты «Правда» М. Горький отвечал:
     «Фанатики и легкомысленные фантазеры, возбудив в рабочей массе надежды, не осуществимые при данных исторических условиях, увлекают русский пролетариат к разгрому и гибели, а разгром пролетариата вызовет в России длительную и мрачную реакцию.
     Я не могу считать «неизбежными» такие факты, как расхищение национального имущества в Зимнем, Гатчинском и других дворцах. Я не понимаю, – какую связь с «ломкой тысячелетнего государственного уклада» имеет разгром Малого театра в Москве и воровство в уборной знаменитой… М.Н. Ермоловой90)?
     …Особенно подозрительно, особенно недоверчиво отношусь к русскому человеку у власти, – недавний раб, он становится самым разнузданным деспотом, как только приобретает возможность быть владыкой ближнего своего»114.
     Дальше – больше, на протяжении последующих месяцев, вплоть до закрытия большевиками газеты «Новая жизнь», М. Горький продолжал обличать преступную сущность политики большевистской партии:
•    «Советская власть расходует свою энергию на бессмысленное и пагубное и для нее самой, и для всей страны возбуждение злобы, ненависти и злорадства…»115
•    «В «Правде» сумасшедшие люди науськивают: бей буржуев, бей калединцев! Но буржуи и калединцы ведь это все те же солдаты-мужики, солдаты-рабочие, это их истребляют, и это они расстреливают красную гвардию…
     «Новое начальство» столь же грубо, как старое, только еще менее внешне благовоспитанно. Орут и топают ногами в современных участках, как и прежде орали. И взятки хапают, как прежние чинуши хапали, и людей стадами загоняют в тюрьмы…»116
•    «Все, что заключает в себе жестокость или безрассудство, всегда найдет доступ к чувствам невежды и дикаря. Недавно матрос Железняков91), переведя свирепые речи своих вождей на простецкий язык человека массы, сказал, что для благополучия русского народа можно убить и миллион людей.
     Я не считаю это заявление хвастовством… решительно не признаю таких обстоятельств, которые смогли бы оправдать массовые убийства, но – думаю – что миллион «свободных граждан» у нас могут убить. И больше могут. Почему не убивать? Людей на Руси – много, убийц – тоже достаточно, а когда дело касается суда над ними – власть народных комиссаров встречает какие-то таинственные препятствия…
     Поголовное истребление несогласномыслящих, – старый, испытанный прием внутренней политики российских правительств. От Ивана Грозного до Николая II- этим простым и удобным приемом борьбы с крамолой свободно и широко пользовались все наши политические вожди – почему же Владимиру Ленину отказываться от такого упрощенного приема? Он и не отказывается, откровенно заявляя, что не побрезгует ничем для искоренения врагов.
     Но я думаю, что в результате таких заявлений мы получим длительную и жесточайшую борьбу всей демократии и лучшей части рабочего класса против той зоологической анархии, которую так деятельно воспитывают вожди из Смольного…»117
•    «В настоящем страна имеет дезорганизованный рабочий класс, истребляемый в междоусобной бойне, разрушенную до основания промышленность, ощипанное догола государство, отданное на поток и разграбление людям звериных инстинктов.
     Власть бессильна в борьбе с этими людьми, бессильна, сколько бы она ни расстреливала…
     И она будет бессильна в этой борьбе до поры, пока не решится привлечь к делу строительства жизни все интеллектуальные силы русской демократии. <…>
     Наша революция дала полный простор всем дурным и зверским инстинктам, накопившимся под свинцовой крышей монархии… Мы видим, что среди служителей советской власти то и дело ловят взяточников, спекулянтов, жуликов…»118
•    «В «Правде» различные зверюшки науськивают пролетариат на интеллигенцию…
     Это называется «классовой борьбой». <…>
     Что бы и как бы красноречиво ни говорили мудрецы от большевизма о «саботаже» интеллигенции, – факт, что русская революция погибает именно от недостатка интеллектуальных сил. В ней очень много болезненно раздраженного чувства и не хватает культурно-воспитанного, грамотного разума»119
•    «На днях какие-то окаянные мудрецы осудили семнадцатилетнего юношу на семнадцать лет общественных работ за то, что этот юноша откровенно и честно заявил: «Я не признаю советской власти!»
     Не говоря о том, что людей, которые не признают авторитета власти комиссаров, найдется в России десятки миллионов и что всех этих людей невозможно истребить, я нахожу полезным напомнить строгим, но не умным судьям о том, откуда явился этот честный юноша, столь нелепо-сурово осужденный ими… Этот юноша воспитан высоким примером тех лучших русских людей, которые сотнями и тысячами погибали в ссылке, в тюрьмах, в каторге и на костях которых мы ныне собираемся строить новую Россию. Это – романтик, идеалист, которому органически противна «реальная политика» насилия и обмана, политика фанатиков, догмы, окруженных – по их же сознанию – жуликами и шарлатанами»120
•    «Советская власть снова придушила несколько газет, враждебных ей.
     Бесполезно говорить, что такой прием борьбы с врагами – не честен, бесполезно напоминать, что при монархии порядочные люди единодушно считали закрытие газет делом подлым, бесполезно, ибо понятия о честности и нечестности, очевидно, вне компетенции и вне интересов власти, безумно уверенной, что она может создать новую государственность на основе старой – произволе и насилии… этим актом малодушия нельзя задержать рост настроений, враждебных г.г. комиссарам и революции.
     …Комиссары бьют с размаха, не разбирая, кто является противником только их безумств, а кто – принципиальным врагом революции вообще. Хватая за горло первых, они ослабляют голос революционной демократии, голос чести и правды; зажимая рот вторым, они творят мучеников в среде врагов»121
•    «Лишение свободы печати – физическое насилие… это недостойно демократии… Пугать террором и погромами людей, которые не желают участвовать в бешеной пляске г. Троцкого над развалинами России, – это позорно и преступно»122
     Столь откровенной крамолы советская власть терпеть больше не могла. Большевистские комиссары решили прекратить либеральничать с «буревестником революции» и остановили редактируемую им газету «Новая жизнь» закрыть, очевидно полагая, что исповедуемая М. Горьким «новая жизнь» для российского пролетариата – преждевременна.
     Обескураженный вероломством политкомиссаров и их «Правды» М. Горький попытался заручиться поддержкой В.И. Ленина. Однако друг «великого писателя» решение товарищей по партии менять не стал:
     «Новую жизнь» нужно закрыть. При теперешних условиях… всякий интеллигентский пессимизм крайне вреден»123
     И все же отрекаться от М. Горького В. Ленин не стал:
     «Горький – наш человек... Он, безусловно, вскоре к нам вернется...»124
     Спустя некоторое время Горькому предложили и он согласился стать председателем Экспертной комиссии при Петроградском отделении Наркомторга125
     По свидетельству современников, как только М. Горький стал большевистским комиссаром, он «разительно изменился. Стал чванлив, раздражителен и суетлив. Говорил лающе, зачастую непонятным набором фраз из политического и торгового лексикона. От былого «буревестника» не осталось и следа»126
     Автор книги «Мои современники» Б.К. Зайцев о М. Горьком писал:
     «В Москве, на Николаевском вокзале.
     – Куда это вы, Алексей Максимович?
     – Да в Петербург, знаете ли. Спекулировать.
     …Горьковское «эстетство» неожиданно в революцию вросло. К восхищению Беато Анджелико, принимаемому за Боттичелли, прибавилось понимание в фарфоре, мехах, старинных коврах... а всего этого тогда появилось немало. И темных людей, вокруг Горького сновавших, тоже немало. Шушукались, что-то привозили, увозили. Доллары, перстни, табакерки... Та самая М.Ф. Андреева, что недавно играла Раутендейлен, теперь, по старой дружбе, летала «дипкурьером» в Берлин, тоже что-то добывала и сбывала, хлопотала, создавала «комбинации».
     ...Так из «буревестника» обратился он в филантропического нэпмана, в подозрительного антиквара, «уговаривающего» Дзержинского поменьше лить крови, в кутящего с чекистами русского писателя, в «кулака» и заступника ученых, в хозяина революционного салона, где мог встретиться Ягода и Менжинский со Щеголевым и другими пушкинистами или «радиоактивистами на пайке Цекубу127»128
     М. Горький мало-помалу становился коллекционером редчайших антикварных вещей. В варшавской газете «Свобода» Д.В. Философов писал:
     «Для спасения души Горький занялся самым «буржуазным» время-препровождением: коллекционированием. Начал собирать картины, фарфор (преимущественно китайский), какие-то эмали, и вообще, «обжед, ары». У нас же и у всех изголодавшихся буржуев скупал этот фарфор за бесценок. Пользуясь нашей нуждой, эксплуатировал нас, делая невинную физиономию «мецената».
     Квартира его превратилась в музей.
     В то время, когда на улице люди дрались из-за потрохов павшей лошади, он в лупу рассматривал свои миниатюры... пользуясь своим привилегированным положением, как истинный мародер-спекулянт, он скупал по дешевке дорогие вещи!»129
     Перемены в Горьком шокировали и удивляли современников. Вот что писала о нем известная русская поэтесса, литературный критик, писатель и драматург Зинаида Гиппиус:
     «Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных «буржуев», умирающих с голоду. У старика Е., интеллигентного либерала, больного, сам приехал смотреть остатки китайского фарфора.  И как торговался! Квартира Горького имеет вид музея – или лавки старьевщика, пожалуй: ведь горька участь Горького тут, мало он понимает в «предметах искусства», несмотря на всю охоту смертную.
     Часами сидит, перетирает эмали, любуется приобретенным... и, верно, думает бедняжка, что это страшно «культурно!».
     В последнее время стал скупать и порнографические альбомы.  Но и в них ничего не понимает. Мне говорил один антиквар-библиотекарь, с невинной досадой: «Заплатил Горький за один альбом такой 10 тысяч, а он и пяти не стоит!»130
     Как уже отмечалось, вокруг М. Горького и его комиссии крутилось много сомнительных личностей. Хищение и воровство были не единичны, немало предметов утаивалось и присваивалось как работниками комиссии, так и сотрудниками милиции и чека.
     Кроме того, часть «учтенки» шла «на нужды революции» в высокие партийные и советские инстанции. Фонды горьковской комиссии использовались также для награждения «героев и стойких защитников революции».
     Например, военспец Н.И. Раттэль получил в награду осыпанную драгоценными камнями золотую табакерку Екатерины II, а начальник Управления военных сообщений Красной армии М.М. Аржанов – личную трость Петра Великого131, «не были в обиде и другие «герои» гражданской войны, благо «забавных» вещиц… вполне хватало»132

     Многих шокировала морально-нравственная и этическая сторона комиссарской деятельности М. Горького. А как же совесть «пролетарского писателя», вопрошал обыватель, его гражданская позиция и призывы сопротивляться несправедливости, насилию и злу?
     Как мог Максим Горький, сам еще недавно обличавший торгашей, распродающих Россию, и призывавший не допустить разграбления страны, встать в первые ряды тех, кто без зазрения совести содействовал вывозу из страны исторических и культурных ценностей, кто торговал за рубежом из-под полы и пускал с молотка на аукционах редчайшие бриллианты, бесценные картины именитых художников, фамильные драгоценности императорской семьи и российской аристократии – все то, что, по словам лидеров большевиков, являлось «всеобщим достоянием республики».
     Трудно понять рядовому гражданину столь чудовищно быстрые перемены во взглядах и мировоззрении почтенного «русского интеллигента» и «народного писателя», каким позиционировал себя Максим Горький. Тем более что у многих еще были свежи в памяти его призывы от 10 мая (23 мая по новому стилю) 1918 года в газете «Новая жизнь» № 97: спасти бесценные российские сокровища от разграбления и запретить их вывоз за рубеж:
     «В Стокгольме открыто до шестидесяти антикварных магазинов, торгующих картинами, фарфором, бронзой, серебром, коврами и вообще предметами искусств, вывезенными из России. В Христиании таких магазинов… двенадцать, их очень много в Гетеборге и других городах Швеции, Норвегии, Дании. На некоторых магазинах надписи: «Антикварные и художественные вещи из России», «Русские древности». В газетах часто встречаются объявления: «Предлагают ковры и другие вещи из русских императорских дворцов».
     …Иностранцы народ наивный и невежественный, и Русь для них – загадка. Для некоторых русских она тоже является загадкой и притом весьма глупой, но эти русские – просто люди, лишенные чувства любви к родине, патриотизма и прочего, это – еретики, а, по мнению людей, обладающих волчьим патриотизмом, это – Хамы…
     Россию грабят не только сами русские, а иностранцы, что гораздо хуже, ибо русский грабитель остается на родине вместе с награбленным, а чужой – улепетывает к себе, где и пополняет, за счет русского ротозейства, свои музеи, свои коллекции…»
     Прошло несколько лет, и продажей бесценных российских сокровищ стала заниматься за границей вторая жена М. Горького актриса Мария Феодоровна Андреева, успевшая уже побывать комиссаром петроградских театров. Страсть к наживе и красивой светской жизни превратила ее в советского агента по продаже за рубежом награбленного.
     15 февраля 1921 года на стол председателя Совета народных комиссаров Ульянова-Ленина ложится весьма любопытный документ за подписью начальника отдела художественных ценностей Экспортного управления Наркомата внешней торговли Ф.Г. Чучина и заместителя уполномоченного по реализации художественных ценностей М.Ф. Андреевой:
     «Экспертными комиссиями при Отделе Художественных ценностей Экспертного Управления НКВТ Петрограда и Москвы до сего времени выявлено, взято на учет, а частью собрано на своих складах и приведено в ликвидный вид до 500 000 разных предметов антикварно-художественных предметов роскоши, имеющих большую валютную ценность.
     Работа по дальнейшему выявлению, учету, а также закупки такого рода вещей у частных лиц, учреждений и предприятий продолжаются.
     <…>
     5) Производится калькуляция и расценка систематизированного товара.
     6) Производится реализация товара за границу согласно требованиям рынка.
     Примечание: Реализация антикварно-художественного товара и предметов роскоши за границей производится тт. Бурениным, Березиным и Андреевой. Первосортный товар идет преимущественно в Англию и Францию. Товар второстепенного качества – исключительно в Германию. Серебро псевдорусского стиля и новый фарфор в Скандинавию. Вещи сенсационного характера годны для сбыта, главным образом в Америке.
     Центральным Складом за границей избрана Большая гавань Гамбурга, откуда легче и удобнее всего распределять товар по странам, где имеются хорошо приспособленные для этого помещения, организованная и притом дешевая техническая сила и крепкая охрана»133
     Не осталась за рубежом без внимания заметка, помещенная в отделе хроники большевистской газеты «Правда» от 21 июля 1922 года, под названием «Реализация художественных ценностей», в которой, в частности, говорилось: «Наркомвнешторгом разрабатывается план широкой и правильно поставленной кампании наиболее выгодной и целесообразной реализации художественных ценностей республики…»
     В этой связи зарубежная пресса писала:
     «Смысл этой скромной заметки совершенно ясен. Внешторгу поручено разработать план выгодной продажи художественных ценностей, накопленных в достаточном количестве в руках государства.
     После того как к концу идет золотой фонд, начинает истощаться награбленное у частных лиц и реализуются изъятые в последнее время в церквах драгоценности, нужно найти новый источник для продолжения существования и советская власть готовится теперь сбывать художественные ценности, а Внешторг разрабатывает… план обширной кампании. Конечно, эта кампания гораздо удобнее и осуществимее для советской власти, чем всякие другие способы добывания средств. Охотников покупать художественные ценности России, скопленные в музеях и хранилищах, найдется много»134
     25 января 1922 года М.Ф. Андреева была командирована заместителем наркома внешней торговли РСФСР А.М. Лежавой104) в качестве «эксперта первого класса» по отделу произведений искусства одного из департаментов «Внешторга». Тов. М.Ф. Андреевой, как представителю советской власти, было разрешено пребывать в Германии, Италии, Швеции, Норвегии и Латвии135.
     В середине мая 1922 года Андреева «прибыла в Швецию, где стала во главе специального бюро при советской делегации по «ликвидации предметов искусства», конфискованных в России»136. Кроме нее в состав бюро вошли Буренин, Рассказов и Игнатьев137.
     «По предложению Андреевой, первыми на рынок по продаже выпущены иконы, конфискованные в церквях, и драгоценные камни.
     В Стокгольм, – сообщала зарубежная пресса, – привезено предметов искусства для «ликвидации» на общую сумму в сорок миллионов золотых рублей»138

     Тов. Андреева пребывала в европейских столицах в компании многочисленных представителей советской партийной элиты. Газеты писали:
     «Из Москвы и Берлина потянулись в Париж советские львы и львицы. Приехала сестра Троцкого госпожа О.Д. Каменева.
     У Каменевой будет в Париже такой же политический салон, как и в Москве. При ней и секретари. В числе коих называют Бельгардта и Соловьева... приехала и… госпожа М.Ф. Андреева со своим секретарем Крючковым.
     У госпожи Андреевой большие средства, накопленные еще в Петрограде от спекуляции с бриллиантами и мехами, скупленными по дешевке в голодное время 1918–1919 гг. у русской аристократии…
     В Берлине госпожа Андреева состояла при Внешторге в качестве заведующей по продаже «уральских цветных камней». Среди этих камней вывозились для госпожи Андреевой коллекции фарфора, миниатюр и медальонов»139
     Деятельность советских уполномоченных (коробейников), занимавшихся продажей экспроприированных в России ценностей, сопровождалась на Западе громкими скандалами, о чем писала зарубежная пресса. Вот лишь небольшая часть этих публикаций:

«Багаж» большевиков в Риме
     ЛТА. Рим, 22 марта (UT.). В Италию прибыла торговая комиссия Советской России, привезшая 27 ящиков с дорогими старинными коврами, 500 фунтами серебра, золотыми цепочками, 83 большими жемчужинами, а также украшенную алмазами пряжку пояса. Делегация не хотела допустить осмотра багажа, ссылаясь на права дипломатов, несмотря на это, итальянские таможенные власти вскрыли ящик. Драгоценности, принадлежащие царскому семейству, оценены в 3 миллиона лир141.

Ворованные бриллианты Воровского
     Советский представитель в Риге, Воровский, через посредство нейтральных посредников сделал попытку продать в Париже драгоценности на общую сумму около 350 миллионов франков. Крупные парижские ювелиры и международные комиссионеры подвергли предложенные драгоценности исследованию и нашли, что цена, которую требует Воровский, очень низка, а условия продажи очень выгодны. Им было, однако, из официального источника сообщено, что на предлагаемые Воровским драгоценности по требованию кредиторов России может быть наложен арест. Узнав об этом, французские ювелиры прервали переговоры142.

«Внешторг» портсигарами
     На прибывшем из Севастополя в Константинополь пароходе были арестованы 5 русских коммунистов. При обыске у них найдены и конфискованы слитки золота, платины, золотые монеты, портсигары с вензелями великих князей, кольца, серьги, медали, золотые часы и 17 пуд. большевистской литературы. Арестованные утверждают, что они – агенты советской внешней торговли143.

Неудача с бриллиантами
     Амстердамские евреи-ювелиры отказались приобрести партию крупных бриллиантов и несколько жемчужных ожерелий от члена советской дипломатической миссии в Стокгольме, посланного в Голландию Керженцевым для продажи драгоценностей по приказу Москвы.
     Ювелиры мотивировали свой отказ тем, что среди предъявленных драгоценностей есть фамильные камни, которые вышли из их мастерских, и им известны их подлинные владельцы144.

Спекуляция церковными ценностями. Первая партия награбленного
     Берлинским Внешторгом получена первая партия золотых и серебренных вещей, церковных риз и драгоценностей, собранных во время изъятия. Внешторг ведет переговоры с крупными немецкими фирмами о реализации изъятого церковного имущества. В Берлин доставлено 14 ящиков145.

Как расхищаются церковные ценности
     Константинопольский корреспондент «Руля» сообщает, при каких условиях советские органы превращают конфискованные церковные ценности в валюту.
     Доставленные 8 апреля на пароходе «Поликсена» и другие церковные ценности Одесского Внешторга были в тот же вечер перевезены в русский комиссионный магазин, помещающийся в самом людном месте Перы.
     В огромных витринах магазинов, среди больших портретов верховных союзных комиссаров: ген. Гаррингтона, Нелле, маркиза Гаронни были разложены: 12 церковных риз, кадила, огромные серебренные жбаны, вазы, кольца, цепочки, портсигары – все с царскими коронами, вензелями, именными надписями и монограммами.
     Внутри все полки огромного магазина были заставлены такими же вещами, а также иконами на полотне, медалями и монетами, с сохранившимися даже музейными номерками и прочее.
     Возле витрин быстро собрались толпы русских беженцев. Отдельные лица вбегали в магазин, крича: «Позор! Кровь наших замученных родных залила эти вещи!» В виду угрожающего поведения толпы, владельцы поспешили убрать внутрь наиболее характерные предметы. Остальные продолжают красоваться на витринах…146

Пропажа советских драгоценностей
     Прага, 14 июля (Русспресс) Из Гааги сообщают, что русская советская делегация озабочена потерей в дороге большого чемодана, весившего более 360 фунтов и содержавшего, по всей вероятности, драгоценности и драгоценные камни. В отдел, приютивший советскую делегацию, часто являются амстердамские ювелиры, через которых чины делегации продают привезенные из России драгоценности147.

Продажа царского серебра
     Варшава… большевики оплачивают товары, покупаемые ими у польских купцов, не деньгами, а драгоценностями. Так, недавно большевики оплатили партию товара 6-ю пудами столового серебра, носящего гербы Дома Романовых… были… случаи оплаты товара бриллиантами и даже церковными ценностями148.

Большевики распродают царские бриллианты
     Во время своей последней поездки в Берлин народный комиссар финансов Сокольников в беседе с сотрудником германских газет, перечисляя ресурсы Советского правительства, между прочим, указал, что сюда не включены сокровища царской семьи, состоящие, главным образом, из драгоценных камней. Ценность их он определил ни более ни менее, как в 1 миллиард зол. рублей. По этому поводу бюллетень русских соц.-дем. в Берлине вспоминает, что в 1920 году нынешний председатель Совета труда и обороны, председатель Московского совета, заместитель председателя Совнаркома и проч. и проч. Каменев был выслан из Англии за то, что пытался продавать на лондонском рынке бриллианты, чтобы субсидировать коммунистическую печать.
     Далее из Голландии и Швеции неоднократно приходили сведения о том, что там совершаются какие-то таинственные операции большевиков с бриллиантами исключительной ценности.
     …На днях из Москвы… в Париж выехал председатель синдиката «Русские самоцветы» для организации реализации драгоценных камней…149

Большевики распродают ценности
     …Советское правительство продает в Гельсингфорсе и Стокгольме изъятые в русских церквях иконы, украшенные драгоценностями, и разные редкости и художественные произведения… египетские древности музея Императора Александра Третьего и частных коллекций.
     Большевики распродают также драгоценный фарфор князей Юсуповых, гобелены из императорских дворцов и драгоценности великих княгинь.
     Агентами по распродаже всех этих драгоценностей являются шведские коммунисты, в частности некий Свеберг, а также бывший палач, матрос Богомолов. В деле участвуют некоторые гельсингфорские и стокгольмские антиквары.
     Корреспондент «Эко де пари» отмечает, что советские полпредства в Финляндии и Швеции не постеснялись лично организовать эти распродажи и пооткрывали лавочки под подставными именами… советские представительства имеют особые отделы, специально занимающиеся сбытом подобных драгоценностей.
     Однако… опознание вещей их настоящими владельцами привело к ряду скандалов и теперь большевики продолжают торговать через второстепенных агентов.
     Почти все доходы с этой «коммерции» поступают в кассу Коминтерна.
     Для переплавки золотых, серебряных риз и церковных сосудов в Стокгольме уже давно действует плавильня, имевшая отделение в Ревеле150.

На продажу шкуры тигров, леопардов, барсов, пум…
     Распродажа царского имущества идет полным ходом. Вслед за гардеробом царицы, ливреями царских лакеев, футлярами и т. д. в продажу поступила большая партия ковров из шкур разных животных…
     …Своей роскошью поражают бенгальские тигры, африканские львы, леопарды, барсы, рыси, пумы, белые медведи и лисицы. Есть много шкур животных с островов Явы, Цейлона и др.151

Записка В.И. Ленина – В.Р. Менжинскому в отношении М. Горького
     24/VI 1921 г.
т. Менжинский!
     Горький был вчера у меня и говорил, что Вы обещали ему помочь по делу, кажется, об Экспертной комиссии152. Просит 2 автомобиля.
     Неужели Вы не имеете власти, чтобы такую мелочь дать ему от Петрогубчека?
Если не можете, напишите мне тотчас, я попрошу Склянского.
     Помочь Горькому надо, и быстро, ибо он из-за этого не едет за границу. А у него кровохарканье!
     Итак, либо распорядитесь экстренно, проявите власть, добейтесь исполнения (а не бумажки).
     Если, паче чаяния, не можете, ответьте мне тотчас и верните сие, я обращусь к военному ведомству.
     С ком. приветом Ленин153.

     В своем ответе В.Р. Менжинский 24.06.1921 г. писал:
Уважаемый товарищ!
Дело будет сделано.
     Горький просил меня сегодня послать людей из ВЧК, которые возьмутся за дело по его указанию. Я предложил выслать немедленно, но Горький просит, чтобы наши люди поехали вместе с ним и получили его инструкции. Так мы и порешили, а ПЧК окажет всяческое содействие. Будьте спокойны – Горького мы не задержим, но он не хочет уезжать, пока не убедится, что дело в порядке и люди понимающие.
     С товарищеским приветом В. Менжинский154

     Так обыденно и просто темные дельцы, международные мошенники и аферисты, делавшие нередко в одночасье крупные состояния, распродавали уникальные художественно-исторические предметы и ювелирные изделия царской семьи, российских музеев и частных коллекций. К столь позорной и унизительной в истории Великой России варварской акции большевиков приложил руку и Максим Горький – «великий русский пролетарский писатель», каковым его многие считали, находившийся прежде в оппозиции советской власти и осуждавший большевиков за их деспотизм, бесчеловечность и антигуманную политику.
     Что же произошло с Максимом Горьким? Каковы причины столь радикальных перемен во взглядах и поведении писателя? Об этом можно только лишь догадываться.
     Пожалуй, стоит согласиться с теми, кто резонно полагает: «…подлинные мотивы метаморфозы писателя могли знать точно двое – сам Горький и Ленин, но оба об этом молчали, значит, было что скрывать и чего стыдиться и тому, и другому»156.
     В советский период и даже после краха СССР жизненный путь большевистского комиссара Максима Горького оставался почти не исследован и малоизвестен широкому кругу. Однако на Западе уже в 20-е годы нелицеприятно отзывались о его службе в стане большевиков. Запад был прекрасно осведомлен об участии М. Горького как представителя советской власти в различного рода сомнительных делах.
     Жизнь М. Горького после захвата большевиками власти была не проста. Идейные разногласия с окружением В.И. Ленина и ВЧК, а также состояние здоровья вынудили его в сентябре 1921 года покинуть Советскую Россию. Находясь в эмиграции, Горький проживал в Гельсингфорсе, Берлине и Праге. В 1924 году он обосновался в небольшом итальянском городке Сорренто у побережья Неаполитанского залива.
     Жизнь за рубежом не принесла М. Горькому ни радости, ни счастья. Русские эмигранты не смогли простить ему большевистского прошлого – его презирали и бойкотировали.
     В мае 1928 года по приглашению И. Сталина М. Горький посетил СССР. Сотрудники ОГПУ организовали ему пятинедельную поездку по стране. Горького «восторженно» встречали в Москве и Ленинграде, он посетил Курск, Харьков, Ростов-на-Дону, Крым, ему показали Сталинград, Казань и Нижний Новгород, знакомили с жизнью советских людей в Баку, Тбилиси и Ереване. Во время поездки чекисты выполняли все прихоти «пролетарского писателя», демонстрировали ему «величайшие достижения советской власти». Под впечатлением увиденного М. Горький пишет серию восторженных очерков под названием «По Союзу Советов». В то же время на предложение властей остаться в СССР ответил молчанием и вернулся в Италию. На следующий год Горький вновь прибыл в СССР. В июне 1929 года он посетил Соловецкий лагерь особого назначения, где стал «наивной жертвой» устроенного ОГПУ театрального представления. «Великий русский писатель-гуманист» Горький написал хвалебный отзыв о Соловецком лагере, что вызвало за рубежом бурю негодования, поскольку это учреждение было всем известно как «лагерь смерти», где над заключенными издевались, пытали голодом и холодом, принуждали к изнурительному физическому труду157.
     После «соловецкой правды» Запад отвернулся от М. Горького окончательно. Будучи изгоем, он принял решение вернуться в Советский Союз. Тем более, засылаемые Москвой в Сорренто большевистские эмиссары описывали «буревестнику революции» открывающиеся перед ним в СССР радужные перспективы.
     В октябре 1932 года М. Горький под громкие фанфары большевистской прессы прибывает в Советский Союз, ему даруют особняк миллионера Рябушинского на Спиридоновке в Москве и роскошные дачи в Горках и Крыму. Начался сталинский этап жизни «пролетарского писателя»...
     М. Горькому неоднократно предлагали опровергнуть выдвигаемые против него на Западе обвинения, но тот молчал…
     За рубежом о нем говорили не иначе, как «комиссар-экспроприатор», «мародер-спекулянт», «коллекционер награбленного».
     Таким он остался в памяти большей части зарубежной российской интеллигенции, человек, продавший душу «золотому тельцу» и «коммунистическому дьяволу».

     Пребывая в Москве, А. Пирро нередко захаживал в Латышский клуб. Довольно часто там отдыхал один импозантный мужчина «среднего роста, щуплый, с пышными усами, каждый раз тот появлялся в клубе в новом элегантном костюме, запасы которых, казалось, у него неисчерпаемы»179.
     Пирро как-то поинтересовался у знакомого о личности и занятии этого мужчины. Приятель насторожился и все же после небольшой паузы тихим голосом доверительно сообщил: «Это страшный человек, шутить с ним не следует, в Москве он занимает важную должность. Это Магго, официально – помощник коменданта ВЧК, а на самом деле главный палач ВЧК, расстрелявший порядка 5–6 тыс. человек. Притом лично. В своем ремесле, – заметил земляк, – он так наловчился, что без исключений одной пулей убивает даже самого крепкого мужчину...»180
     Имя Магго было уже хорошо известно в Москве, и не только среди чекистов. О нем рассказывали немало историй, одна страшней другой, поэтому со временем отличить правду от вымысла стало практически невозможно. Утверждали, что «однажды, в одну ночь он расстрелял более 100 людей. Опьянев и возбудившись от крови, напал и хотел расстрелять самого Дзержинского, который стоял на лестнице «прачечной» Чека и наблюдал за ловкими действиями Магго, профессионально убивавшего свои жертвы... Только вовремя подоспевшие остальные чекисты спасли своего начальника от верной гибели... Такой же случай якобы произошел и с другим деятелем Чека, Поповым, который также ради любопытства присутствовал в качестве зрителя на оргии смерти, устроенной Магго... И его последний чуть не расстрелял «за компанию», даже выстрелил несколько раз в след убегающему Попову, но не попал в свою цель из-за темноты...»181
     В период наступления А.И. Деникина на Москву ВЧК усилила красный террор: «Никогда еще на Магго не было взвалено столько «работы»… В это время ему приходилось исполнять смертные приговоры» ежедневно182.
     О том, как он это делал, поведала А. Пирро одна из его знакомых – молодая женщина, «арестованная как контрреволюционерка и приговоренная президиумом ЧК к смерти. Она уже стояла в очереди у дверей «прачечной» и даже была туда введена. Именно в тот момент, когда Магго приближался к ней с дымящимся от предыдущих выстрелов револьвером, ее вытащили обратно, поскольку сообщили, что смертная казнь для нее отменена и под личное поручительство Каменева она освобождается...
     За это время, ее ярко коричневые волосы стали совершенно седыми... В тюрьме ей пришлось просидеть три недели. Обвинением послужило то обстоятельство, что ее брат – бывший полковник и командир полка Красной армии, якобы, добровольно перешел на сторону противника, хотя на самом деле он был взят в плен под Харьковом. Ее содержали в подвальных помещениях с выбитыми оконными стеклами, без отопления, камеры были битком набиты арестованными женщинами… Были те, кого содержали уже по несколько месяцев. При приближении армии Деникина к Орлу начались дни ужаса, когда каждую ночь из подвала выводили от 3-х до 10-и женщин с вещами. Всех отправляли в «прачечную». На чекистском жаргоне это означало – расстрел. Целыми часами ночью, со слезами на глазах, – рассказывала А. Пирро собеседница, – можно было слушать шум выстрелов, доносившихся из «прачечной», заглушаемых ревом моторов автомашин, стоявших во дворе тюрьмы. Самое ужасное, рассказывала арестантка, было в неведении – кого из нас ожидает судьба уже ушедших. Обычно начинали вызывать после полуночи. Страшно было смотреть на измученные лица подруг по несчастью, ожидавших ужасный час, когда в подвал войдет комендант Вейс130) и по списку начнет выводить оттуда жертв «прачечной». После оглашения списка и вывода жертв, оставшиеся облегченно вздыхали – мол, еще не этой ночью...»183
     Наконец, продолжала рассказ чудом спасшаяся из чекистского ада знакомая А. Пирро, «пришло и мое время. Время, которое меня, 25-летнюю женщину, сделало в два раза старше. Вместе с женой бывшего прокурора Виппера и четырьмя другими арестованными нас направили в «прачечную». Еще до последнего момента я была убеждена, что буду освобождена, и в первый момент, когда комендант, подойдя ко мне, велел собрать вещи, я подумала, что предстоит дорога на свободу, и спросила его:
     «Так наконец-то вы меня освободите?»
     И все же в следующее мгновение поняла действительность…
     Что было дальше – не помню... Очнулась только во дворе, где, окруженные солдатами, стояли 10–15 мужчин и мои, уже упомянутые сокамерницы. Однако еще подводили все новых и новых смертников. Нервное напряжение было столь велико, что на миг все дальнейшее опять окуталось плотным покрывалом тумана. Ощутила, что меня сильные руки толкают вперед... Слышала рычание моторов, плач и крики:
     «Помилуйте!.. Помилуйте!..»
     «За что?.. За что?.. Отпустите... Спасите!»…
     Какой-то мужчина грубым, громким голосом ругал чекистов за халатность, и между всем этим неустанные звучали выстрелы.
     В чувство меня опять привела сильная боль в боку. Я упала с крутой каменной лестницы, которая вела в подвал, ярко освещенный электричеством. Прямо передо мной находилась дверь, которая вела в помещение, откуда доносились звуки выстрелов и стоны. Посмотрев туда, я почувствовала, что волосы у меня на голове зашевелились: весь пол был залит свежей, испаряющейся кровью, запах которой нестерпимо бил в ноздри... Там же кучами лежали трупы мужчин и женщин. Среди последних по одежде узнала своих сокамерниц. Какой-то измазанный кровью мужчина двигал в сторону кучи трупов нового человека с длинными, пышными волосами и выпученными от ужаса глазами... Я увидела, что у затылка несчастного вспыхнул огонь, прогремел выстрел и его тело тяжело осело на куче предыдущих жертв. За ним таким же образом последовали еще трое или четверо мужчин и незнакомая мне женщина. Всех их к палачу подталкивала невидимая рука из-за боковой двери в углу. Так как мужчины были только в нижнем белье, то поняла, что в углу перед расстрелом их заставляют раздеться. У женщин одежду не отнимали. В окровавленном палаче узнала начальника нашей тюрьмы – Магго. Вдруг кто-то меня сзади подхватил за подмышки и толкнул в этот застенок смерти. Удар был таким сильным, что я упала на пол в лужу крови, головой ударившись в чье-то мягкое тело, которое лежало тут же, напротив двери. Еще заметила Магго, который, с лихорадочным блеском в глазах, приближался ко мне, и тогда все окружающее померкло во тьме... Очнулась в комнате комендатуры, на диване... Какая-то пожилая женщина растирала мне лоб нашатырем. Не хотела верить, что все пережитое – правда. Это казалось тяжелым, лихорадочным сном. Только когда я очутилась на улице, на свободе, поняла, что действительно вырвалась из лап смерти...»184
     Очередной «герой» повествования А. Пирро помощник коменданта ВЧК Магго не является фигурой вымышленной или собирательным образом «злодея-маньяка» либо «профессионального убийцы». Это реальная фигура, ставшая известной как «палач № 1» Советской России. В энциклопедии ВЧК 1917–1922 гг. об этом расстрельных дел мастере почти ничего не сказано:
     «Магго Петр Иванович (1879–1941) – сотрудник сов. органов ГБ. Латыш. Боец Свеаборгской бригады ВЧК, 1-ой отд. Роты при ВЧК. С 10.1919 надзиратель Внутренней тюрьмы ВЧК. С 05.12.1922 комендант домов №№ 11 и 12 по Большой Лубянке, АОУ (административно-организационное управление. – Прим. автора) ГПУ. С 1929 ее начальник, комендант дома № 1 на Б. Лубянке… приводил в исполнение приговоры о ВМН – расстрелы…»185
   И это несмотря на то, что имя Магго уже в 20-е годы было хорошо известно далеко за пределами Советской России, нашим же соотечественникам, до определенного времени, оно ничего не говорило. Советская цензура, как государственную тайну, оберегала имя и подвиги этого чекиста. Магго чудом избежал репрессий и многочисленных партийно-чекистских чисток, «добросовестно и честно» более двадцати лет служил Коммунистической партии и советской власти, последовательно выполняя «особые поручения» руководства ВЧК-ОГПУ-НКВД: Ф. Дзержинского, В. Менжинского, Г. Ягоды, Н. Ежова и Л. Берии.
     В постсоветское время приоткрылась тайна чекиста. Стали известны некоторые подробности его жизненного пути: Магго Петр Иванович родился в 1879 году в семье латышского крестьянина; окончив два класса сельской школы, батрачил у помещика. В период Первой мировой войны на фронте. С апреля 1918 года боец Свеаборгского отряда ВЧК133). С октября 1919 года надзиратель внутренней тюрьмы ВЧК, а уже через год ее начальник и комендант дома № 11 на Большой Лубянке186.
     Всероссийская Чрезвычайная Комиссия, а в ее подвалах тюрьма размещались в означенном здании до декабря 1920 года.
     До Октябрьского переворота здание на Лубянке принадлежало российским страховым компаниям «Якорь» и «Русский Ллойд»187.
     Лучшие комнаты заняли следователи и их помощники, наилучшие члены Коллегии, заседания Президиума также проводились в самых удобных помещениях, оставшуюся часть, не пригодную для «чекистской элиты», отдали вместе с подвальными помещениями для обустройства тюрьмы188.
     Помимо общих камер в тюрьме по Б. Лубянке, 11, имелись одиночные: клетушки, без дневного света, три шага в длину, два в ширину. Нередко в них содержали по два, а то и три человека. «Параши» в камерах отсутствовали, арестованные пользовались общей уборной. Прогулки в этой тюрьме не предусматривались, лишь изредка исключение делалось женщинам; газеты и книги, как правило, не разрешались. В одиночных камерах электрический свет горел постоянно189.
     Согласно воспоминаниям чудом вырвавшегося из застенок Лубянской тюрьмы арестанта:
     «Администрация В.Ч.К. в 1920 г. состояла из коменданта Вейса (латыш), помощников коменданта – Андреева, Головкина, трех дежурных надзирателей – Адамсон (латыш), Берзин (латыш), Рыба (латыш); кроме того… заведующий хозяйственной частью… тюрьмы Магга (Магго. – Прим. ред.) (латыш)…
     Комендант Вейс. Лощеный, щеголеватый, лет тридцати, говорят, он бывший студент рижского Политехникума. Большой формалист, но внешне корректный, в особенности с женщинами, по отношению к которым часто даже предупредительно-галантен.
     Характерная черта его, как, впрочем, и большинства администрации В.Ч.К., – ложь, постоянная ложь заключенным. Деятельный участник ночных экспедиций в «гараж расстрела», Вейс – «церемониймейстер» этих экспедиций.
     Помощники Вейса – Андреев и Головкин – принадлежат к разряду «бесцветных чекистов»; причем Андреев – помягче, подобродушнее; Головкин – более груб, чаще впадает в транс ругательств. И Андреев, и Головкин – коммунисты послереволюционной формации.
     Из трех надзирателей латышей наиболее ярок Рыба. Молодой, красивый, с поразительно наглым лицом; ярко выраженный тип сутенера… Развращенность, похотливость сквозят в каждой черте… Рыбы. Рыба – один из палачей В.Ч.К.
     Рыба расстреливает. И веришь слухам о проявляемой им при расстрелах жестокости садиста – таков внешний облик Рыбы.
     Адамсон – исполнительный служака, ко всему безучастный, тупой, но достаточно злой. Владеет русской речью, комично ее коверкая, а потому обе тюрьмы В.Ч.К. (и Лубянка 2 и Лубянка 11) полны имитаторов и имитаторш Адамсона. Теперь Адамсон – в «высоком чине», он – помощник коменданта внутренней тюрьмы (Лубянка 2).
     Берзин – довольно добродушен и кое-когда даже искренне услужлив. Причем у Берзина, несмотря и на свойственную ему сакраментальную молчаливость, всегда заметно различное отношение к «политическим» и «не политическим».
     Центральная фигура Б. Лубянки, 11 – Магга – латыш со зверским злым лицом, уже немолодой, никогда почти не разговаривающий с заключенными; молчание свое Магга прерывает только для ругани и угроз, которые по отношению к «не политикам» нередки; угрозы Магги зловещи, и их невольно страшатся, зная, что Магга главный палач В.Ч.К., что в «гараже расстрела» он, Магга, – главное действующее лицо. Когда в В.Ч.К. нет занятий по случаю праздничного дня, Магга… тоскливо бродит по камерам, не находя себе места. Но особенно оживлен Магга в дни, предшествующие ночным расстрелам; по оживлению палача ожидающие расстрела очень часто определяют, и безошибочно, что сегодня их «возьмут на мушку».
     Магга любит и поухаживать: очень часто, особенно по воскресеньям, из «дежурной надзирательской» неслись взвизгивания латышек-надзирательниц. Неоднократно арестованные могли наблюдать шутливую возню даже в коридорах тюрьмы; то Магга, иногда при участии Берзина, тоже весьма «слабого по женской части», устраивали «любовные игры» со своими компатриотками»190.
     К 1931 году на руководящей должности тюремного администратора Магго устал и попросил вернуть его на прежнее, менее «хлопотное» место работы – рядового палача, что в переводе на чекистский язык означало «сотрудник для особых поручений комендатуры ОГПУ»191. Здесь он прослужил «системе» верой и правдой вплоть до 1940 года, пока в возрасте 60 лет «по состоянию здоровья» не был отправлен на пенсию. За многолетнюю безупречную службу Магго был награжден грамотой ОГПУ, золотыми часами, знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ»192. В 1936 году «за особые заслуги в борьбе за упрочение социалистического строя» его наградили орденом Красной Звезды, а еще через год, в 1937-м, «за выполнение важнейших заданий Правительства» орденом Красного Знамени. Коммунистическая партия высоко ценила сложную работу «профессиональных палачей». Магго – «передовик-стахановец» – не был обойден заботой и вниманием советского государства, вручили ему и высшую награду Союза ССР, орден Ленина.
     В материалах личного дела П.И. Магго, в его служебной характеристике указано: «К работе относится серьезно. По особому заданию провел много работы»193.
     Сослуживцы о Магго говорили:
     «Если бы не форменная гимнастерка, его вполне можно было бы принять за сельского учителя, врача или агронома: милый старичок в старомодных круглых очках. И так же, как учитель, каждое утро, наскоро позавтракав, он отправлялся на работу, правда, вместо указки брал в руки наган и приступал к делу»194.
     «Человек-смерть» – так его величали. «…Согласно сохранившимся в архивах актам с его подписью, Петр Иванович Магго имел на своем личном палаческом счету более 10 000 расстрелянных – в среднем по 1 000 убиенных в год»195.
     Комендатура Лубянки – «расстрельная команда» – была составной частью советского общества, там тоже шел строгий учет показателей «трудовой деятельности», существовало и свое социалистическое соревнование, брались повышенные обязательства, были «стахановцы» и «ударники коммунистического труда».
     На высоком уровне велась и партийно-идеологическая работа, нередко доходившая до совершенного абсурда.
     Как-то начальник Магго И.Д. Берг сообщил в рапорте руководству, что многие приговоренные к расстрелу «умирают со словами: «Да здравствует товарищ Сталин!»196

     Тяжелая работа П. Магго давила на психику палача. Практически ежедневно он снимал стресс спиртными напитками. Издержки «профессиональной болезни» нашли отражение и в его служебной характеристике:
     «Магго любит выпить и, судя по всему, крепко»198.
     Следует сказать, что руководство само провоцировало подчиненных на выпивку. Учитывая специфику работы и неимоверные психологические нагрузки сотрудников комендатуры, начальство ежедневно выставляло расстрельной команде «ведро водки и ведро одеколона»199. Как отмечал один из «коллег» П. Магго:
     «Водку, само собой, пили до потери сознания… Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались, и если лаяли, то издалека»200.
     Как уже говорилось, в 1940 году П. Магго был из НКВД уволен, после чего беспробудно запил и через год умер от алкоголизма201.
     Он был кремирован, а урну с прахом захоронили на Новодевичьем кладбище.
     В постсоветское время демократическая общественность по этому поводу иронизировала:
     «…Достойными посмертной славы деятелями оказались лица лишь двух государственных категорий: хорошо известные каждому по портретам «вдохновители и организаторы всех наших побед» и... скромные комендантские стрелки из «черного квартала» в Варсонофьевском.
     …Масштабные душегубы и профессиональные палачи переживают все и всех с превеликим почетом. Не верите? Тогда посетите престижное Новодевичье кладбище. Здесь, в его старой части, буквально в двух шагах от могил Гоголя, Чехова, Маяковского, боевых генералов – защитников Отечества, мирового уровня инженеров, ученых, деятелей культуры и искусства вы обнаружите ухоженные мемориалы «спецконтингента».
     Перед выходной аркой чуть сместитесь вдоль стены колумбария вправо (участок 62, секция 12 в старой части кладбища). И тогда сразу упретесь в голый, без обычно полагающегося портрета мраморный квадрат, с которого на вас прицельно уставится лаконичная надпись: «Магго Петр Иванович (1879–1941)».
     Он здесь в тиши и почете лежит… на самом престижном столичном погосте...»202

     О своем непримиримом отношении к Альберту Пирро и его провокаторской деятельности поведала в мемуарах выехавшая на Запад из Советской России секретарь Коммунистического Интернационала, известный деятель международного рабочего и коммунистического движения, революционер-интернационалист, соратник и друг В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, Н.К. Крупской, А.М. Коллонтай и многих других большевистских деятелей итальянка Анжелика Балабанова.
     В 1919 году А. Балабанова входила в Правительство Советской Украины, возглавляемое румыно-болгарином Х. Раковским, и занимала пост министра иностранных дел.
     После Октябрьского переворота 1917 года В. Ленин в своем ближайшем окружении доверял только двум в прошлом меньшевикам – Л. Троцкому и Х. Раковскому105 – и ценил только их.
     В воспоминаниях А. Балабанова писала:
    «…Вскоре после своего возвращения из Одессы в Киев я оказалась вовлеченной в ситуацию, которой суждено было произвести одно из самых серьезных потрясений в моих большевистских иллюзиях. Это был инцидент с Пирро…
     Летом в Киев приехал граф Пирро в качестве бразильского посла на Украине и обосновался в одном из лучших домов в городе. Он не делал секрета из своего враждебного отношения к большевизму или из своей дружбы с теми, кого притесняла власть. Набирая штат секретарей и офисных работников, он ясно дал понять, что не примет ни одного большевика – этот факт привлек к посольству большое число отчаявшихся людей, которые не могли получить работу при нынешнем правительстве. Какие-то из этих людей были взяты в штат, а другие были записаны в очередь людей, ожидающих вакансии. Прошел слух, что Пирро также соглашался давать бразильские паспорта тем, кто пытался бежать из страны.
     В этот период ЧК под руководством Лациса, чрезвычайного уполномоченного в Киеве, проводила энергичную кампанию против спекулянтов и тех, кто хранил денежные запасы. Сотни людей были согнаны в концентрационные лагеря, и среди них было много бедных евреев, которых обвиняли в спекуляции или попытках покинуть Украину. Иностранцы также были обязаны заплатить некоторую сумму денег, прежде чем им позволяли уехать, и, как комиссар иностранных дел, я пыталась освободить от этого налога… музыкантов, гувернанток, учителей и т.д., которые попадались среди этих людей. И снова мою канцелярию стали осаждать друзья и родственники обвиняемых, добиваясь моего вмешательства.
     И тогда, когда я делала попытку разрядить эту ситуацию и спасти некоторых невинных людей, я впервые узнала о деятельности Пирро. Среди заключенных были люди, которых обвиняли в связи с Пирро, и среди них был его собственный секретарь. Позже мне стало известно, что многие из этих заключенных были казнены.
     Когда я узнала о деятельности Пирро, я пошла к Лацису.
     – …Почему бы вам не арестовать самого Пирро? Этот человек действует явно как иностранный агент; по крайней мере, его следует выслать из страны.
     – Мы позаботимся о нем, – ответил Лацис.
     …Из Московской ЧК приехал сам Петерс, чтобы наблюдать за работой в Киеве… «заговорщики», связанные с Пирро, продолжали попадать в руки ЧК, с самим Пирро ничего не случилось, а потом наступление поляков заставило нас эвакуироваться из Киева.
     Когда я возвратилась в Москву, я пошла к Дзержинскому, высшему руководителю ЧК. Дзержинского, как и его помощника Петерса, называли фанатиком и садистом; его внешний вид и манеры были как у польского аристократа или священника интеллектуала. Не думаю, чтобы вначале он был жесток или равнодушен к человеческим страданиям. Он был просто убежден, что революцию нельзя укрепить без террора и преследований. Ленин доверил ему самую трудную задачу революции – и здесь он также выбрал «правильного» человека на нужное место, того, кто никогда не забывал свои собственные долгие муки в Сибири, пока революция не освободила его. И когда его специфическая работа поглотила его с головой, он принял решение не поддаваться влиянию и не отвлекаться на воззвания к его гуманизму, чтобы не нарушить свой революционный долг. После возвращения в Москву я заметила, насколько он стал более строгим и бескомпромиссным. Его, казалось, раздосадовала моя попытка вмешаться, и, когда я заговорила о деле Пирро, он посмотрел на меня с удивлением: разве я не понимаю, что Пирро – это агент ЧК, который был послан на Украину в роли провокатора?
     Я была слишком потрясена, чтобы ответить ему. Я решила пойти к Ленину, объяснить ему, свидетелем чего я была на Украине, выразить протест против бессмысленной жестокости ЧК и методов, применяемых ею.
     Когда я закончила говорить, в частности, о деле Пирро, Ленин посмотрел на меня с таким выражением на лице, которое было больше печальным, чем сардоническим.
«Товарищ Анжелика, – сказал он, – неужели вас жизнь ничему не научила?»
     В его тоне не было и намека на превосходство или упрек. Он говорил как отец с ребенком, у которого недостает некоторых качеств, чтобы добиться успеха, нет понимания того, что жизнь навязывает компромиссы и необходимость приспосабливаться – в данном случае это условия и методы, унаследованные от прежней власти. Он был осмотрительным и не пытался убедить меня, что я ошибаюсь, и после беседы с ним я ушла в состоянии глубокой подавленности.
     Для меня были неприемлемы эти методы не только потому, что я считала их недостойными социалистической власти, но и потому, что я знала: они со временем развратят тех, кто их использует»106.
     Зря А. Балабанова обивала пороги кабинетов высоких большевистских вождей в расчете найти сочувствие и понимание, добиться справедливости и наказания виновных. Находясь в Советской России, она все еще пребывала в состоянии «революционной эйфории», продолжала свято верить в принципы «справедливости, равенства и братства».
     Однако реалии жизни показали, что постулаты марксизма-ленинизма на практике нежизнеспособны, а принципы «справедливости, равенства и братства» распространяются не на всех трудящихся, а только лишь на их передовую часть – «коммунистическую олигархию» – элиту советской власти, присвоившую себе право выступать и говорить от имени трудового народа.
     Власть большевиков держалась на грубом произволе, насилии, массовом терроре и всеобщем страхе. Расстрел стал главным способом управления страной. Любое инакомыслие и несогласие беспощадно подавлялись. Эту неблагодарную работу в Украине выполняли чекисты, состоявшие большей частью из иностранных наемников, политкаторжан, уголовников, бандитов, обиженных и ущемленных прежней властью лиц. Известно, что общепризнанные нормы морали и нравственности большевики не признавали, считали их «пережитками буржуазного прошлого». Массовые убийства и пытки советская власть совершала во благо «мировой революции» и «всеобщего счастливого будущего». При этом преступления против личности и человечества большевики преступлением не считали. Лишь изредка, когда чекисты творили «совершенный беспредел», их наказывали: снимали с работы, наиболее одиозных даже расстреливали, но чаще всего переводили на службу в другие регионы, при этом предусмотрительно меняли проштрафившимся фамилии и создавали новые (легендированные) биографии.
     Так случилось и с чекистом-провокатором, «бразильским консулом графом» Альбертом Пирро. Согласно официальным советским сообщениям, его расстреляли, на самом деле А. Пирро вместе с М. Лацисом на его автомобиле благополучно покинул Киев, перебравшись вначале в Харьков, а затем в Москву, откуда его со специальным заданием Лубянки отправили в Сибирь, где угрозу советской власти представляла наступавшая на Москву армия адмирала А.В. Колчака.

     Окно в Европу и цивилизованный мир
     2 февраля 1920 года в Юрьеве (Тарту) был подписан советско-эстонский мирный договор. Эстонская Республика (ЭР) первой из стран мирового сообщества признала Советскую Россию «de jure». За прорыв международной изоляции и признание советской власти большевики заплатили весьма высокую цену.
     Советское правительство освободило Эстонию «от солидарной ответственности за дореволюционные долговые обязательства Российской империи, передала эстонской стороне часть российского золотого запаса в 15 млн. золотых рублей, а также уступила три уезда Псковской губернии на восточном берегу реки Нарва с городами Ивангород и Изборск, населенные в основном русскими»1. Патриоты России, в отличие от коммунистов-интернационалистов, были возмущены тем, что В.И. Ленин подписал крайне невыгодный и не менее «позорный» и «унизительный», чем в 1918 году в Брест-Литовске, советско-эстонский договор. За признание власти большевиков В.И. Ленин расплатился землями, никогда ранее не принадлежавшими Эстонии.
     Вождь большевиков пребывал в хорошем настроении, «Юрьевский договор» он называл «окном в Европу»2 и «окном в цивилизованный мир»3, поскольку Советская Россия получила «возможность начать товарообмен со странами Запада»4.
     Как отмечал русский литератор А.В. Чернявский: «Весь мир, кроме подписавшей Юрьевский мирный договор Эстонии, не признавал тогда большевиков. Все правительства не пускали в свои страны их агентов. Все биржи официально бойкотировали их золото. И вдруг здесь, в малой, дотла разоренной стране – в Ревеле открылось и громко на весь мир хлопало: русское окно… В небольшой и неглубокой ревельской бухте вдруг, точно из межпланетного пространства, упал чудовищный золотой метеорит»5.
     В соответствии с советско-эстонским договором в Ревеле (Таллине) открылись полпредство, торгпредство и иные миссии Советской России.
     Советский полпред Исидор Гуковский
     Полпредом и по совместительству торгпредом РСФСР в Эстонии был назначен тов. Гуковский Исидор Эммануилович, весьма сомнительная личность революционера-большевика, уже тогда пользовавшийся дурной славой мошенника и прожигателя жизни, – типичный представитель так называемой «ленинской гвардии».
     Казначей РСДРП(б)6, носитель самых сокровенных большевистских тайн, соратник и друг Владимира Ильича родился в 1871 году в Бессарабской губернии в семье еврейского купца 3-й гильдии.
     Несмотря на ряд предпринятых попыток, высшего образования Гуковский так и не получил, работал помощником аптекаря и провизором. После того как принял православие, ему разрешили поселиться в Тамбове, где Гуковский сошелся с будущим главным комиссаром Народного банка РСФСР Т.И. Поповым, затем Исидор Эммануилович перебрался в Петербург, где получил место помощника заведующего статистическим бюро. С 1898 года в социал-демократическом движении, принимал участие в работе организации «Группа рабочих революционеров», которая в 1897 г. выделилась из петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» и издавала газету «Рабочее знамя». В 1899 году за подстрекательство ижорских рабочих к забастовке и принадлежность к социал-демократической партии Гуковского арестовали и заключили в крепость. В феврале 1900 года его сослали на пять лет в Енисейскую губернию. Пребывая в Сибири, он вошел в состав Красноярского комитета РСДРП, поддерживал «искровское» (ленинское) течение в партии и написал программное заявление «От сибирского социал-демократического союза». По окончании ссылки, в 1904 году направился в Баку, где работал бухгалтером в городской управе, входил в состав ревизионной комиссии нефтепромышленной фирмы «А.С. Меликов и Ко». С 1904 года он представитель ЦК РСДРП в Баку, здесь происходит его знакомство с И. Сталиным, в связи с чем в последующие годы многие станут называть И. Гуковского «близким другом тов. Сталина». В 1906 году Гуковский переехал в Петербург и работал секретарем в редакции газеты «Новая жизнь», после ее закрытия был арестован. Лишь благодаря ходатайству влиятельных лиц его выпустили на свободу под залог, чем он воспользовался и бежал за границу. По возвращении в 1907 году в Россию Гуковский был снова арестован, его дело рассматривала Петербургская судебная палата. Несмотря на вынесение оправдательного приговора, ему запретили проживать в Петербурге и Москве. Некоторое время он пребывал и работал в Баку, где приобрел участок нефтеносной земли и зарегистрировал собственную небольшую нефтепромышленную компанию «И.Э. Гуковский» с уставным капиталом в 300 тыс. руб.
     В 1910 году, после отмены запрета на проживание в двух российских столицах, Гуковский перебрался сначала в Москву, а в 1912 году в Петербург, где возглавил контору «Петербургского нефтепромышленного общества», в правление которого входили именитые россияне А.И. Путилов8) (председатель), Т.В. Белозерский, Н.Б. Глазберг10), Г.Г. Кянджунцев и С.Г. Лианозов.
     <…> 
     Несмотря на то, что, покинув в 1910 году Баку, Гуковский в силу ряда причин отошел от участия в революционной деятельности, связь с революционным подпольем он не прерывал. Согласно воспоминаниям революционера-большевика С.Я. Аллилуева14) (тесть И. Сталина), Гуковский был одним из тех, кто более или менее регулярно вносил деньги в фонд помощи арестованным и ссыльным. После Февральской революции Исидор Эммануилович становится казначеем Петроградского комитета РСДРП (большевиков)15). После захвата большевиками власти в октябре 1917 года он заместитель, а с 21 марта по 6 августа 1918 г. нарком финансов в правительстве Советской России, одновременно со 2 марта 1918 года возглавлял Нефтяной комиссариат. Кроме того, И.Э. Гуковский занимал должности члена ВЦИК (1918–1919) и Коллегии Наркомата госконтроля, ставшего в 1920 г. Рабоче-крестьянской инспекцией (1919–1921)16).
     Наделенный соответствующими полномочиями СНК РСФСР, при полной поддержке и доверии со стороны В.И. Ленина и И.В. Сталина Исидор Гуковский, имевший за плечами определенный опыт финансово-хозяйственной, революционной и конспиративной деятельности, организовал работу советских миссий в Эстонии по своему личному знанию и разумению…

     Полпредство Советской России в Эстонской Республике
     С начала работы советских миссий в Ревеле, Эстония превратилась в «золотую мекку», сюда из большевистской России контрабандой пошли предназначенные для продажи в Европе и США золото, алмазы, бриллианты, культурно-исторические и церковные ценности. Полученные от продажи деньги большевики предполагали использовать на финансирование Коминтерна, проводимую за рубежом коммунистическую пропаганду, подготовку революций и осуществление государственных переворотов, а также закупку необходимых для нужд партии товаров.
     Правительство ЭР освободило и предоставило во временное пользование советским служащим гостиницы «Петроградская» и «Золотой лев». Большая часть сотрудников советских представительств, в том числе и Гуковский, разместились в гостинице «Петроградская», где они первое время проживали и работали.
     По воспоминаниям очевидцев, уже через несколько дней некогда респектабельная и знаменитая в Ревеле гостиница «Петроградская» напоминала петербургскую Вяземскую лавру18). С утра и до позднего вечера снаружи и в холле гостиницы сновали всякого рода подозрительные личности. Вскоре вестибюль гостиницы стал представлять собой ужасное зрелище: «грязный и затоптанный, загаженный плевками, окурками папирос и сигар»7. Со слов начальника валютного управления Наркомфина Совнаркома М. Ларсона, обе ревельские гостиницы стали «центром для всех рыцарей наживы и для всякого рода авантюристов, которые хотели в мгновение ока заработать на советских делах миллионы»8.
     С первых же дней пребывания в эстонской столице, советские торговые представители принялись энергично заключать различного рода договоры на поставку в Советскую Россию необходимых товаров. При этом оплата осуществлялась весьма щедро – золотыми рублями либо валютой.
     По имеющимся сведениям, помимо 15 млн руб. золотом, поступивших в ЭР согласно мирному договору, в «1920–1922 гг. через Ревель прошло приблизительно 30 тысяч пудов золота общей стоимостью в 550 миллионов золотых рублей»9. В это время, по признанию осведомленных лиц, неимоверные состояния делались в течение нескольких дней, а то и часов. При этом, кто и сколько заработал, не знал никто, равно как невозможно было установить те суммы, которые осели в карманах и на банковских счетах коррумпированных сотрудников советского торгпредства во главе с самим Гуковским, устроившим в Ревеле, по выражению А. Чернявского, «дьяволов бал»10.
     Происходившее за фасадом зданий гостиниц, где размещались представители советских миссий, ярко описал заместитель наркома внешней торговли Советской России Г.А. Соломон:
     «…Сотрудники Гуковского жили и работали в этой же гостинице («Петроградская». – Прим. автора). Жили грязно, ибо все это были люди самой примитивной культуры. Тут же в жилых комнатах помещались и их рабочие бюро, где они и принимали посетителей среди неубранных постелей, сваленного в кучу по стульям и столам грязного белья и одежды, среди которых валялись и деловые бумаги, фактуры. Большинство поставщиков были «свои» люди, дававшие взятки, приносившие подарки и вообще оказывавшие сотрудникам всякого рода услуги… С самого раннего утра по коридорам гостиницы начиналось движение этих темных гешефтмахеров. Они толпились, говорили о своих делах, о новых заказах. Без стеснения влезали в комнаты сотрудников, рассаживались, курили, вели оживленные деловые и частные беседы, хохотали, рассказывая анекдоты, рылись без стеснения в деловых бумагах, которые… валялись повсюду, тут же выпивали с похмелья и просто так. Здесь же валялись опорожненные бутылки, стояли остатки недоеденных закусок… Тут же сотрудниками показывались заинтересованным поставщикам новые заказы, спецификации, сообщались разные коммерческие новости… тайны…»11
     Номер, который занимал И. Гуковский в гостинице «Петроградская», состоял из двух комнат. В той, что побольше, располагался кабинет, другая была отведена под спальню12. «У Гуковского в кабинете… шла «деловая» жизнь. Вертелись те же поставщики, шли те же разговоры… Кроме того, Гуковский тут же лично производил обмен валюты. Делалось это очень просто. Ящики его письменного стола были наполнены, сваленными в беспорядочные кучи, денежными знаками всевозможных валют: кроны, фунты, доллары, марки, царские рубли, советские деньги… Он обменивал одну валюту на другую по какому-то произвольному курсу. Никаких записей он не вел, и сам не имел ни малейшего представления о величине своего разменного фонда.
     И эта деловая жизнь вертелась колесом до вечера, когда все – и сотрудники, и поставщики, и сам Гуковский начинали развлекаться, Вся эта компания кочевала по ресторанам кафе-шантанам, сбиваясь в тесные, интимные группы… Начинался кутеж, шло пьянство, появлялись женщины… кутеж переходил в оргии… Конечно, особенное веселье шло в тех заведениях, где выступала возлюбленная Гуковского… Ей подносились и Гуковским, и поставщиками, и сотрудниками цветы, подарки… Шло угощение, шампанское лилось рекой… Таяли народные деньги…
     Так тянулось до 3-х – 4-х часов утра… С гиком и шумом вся эта публика возвращалась по своим домам… Дежурные курьеры… представительства ждали возвращения Гуковского. Он возвращался вдребезги пьяный. Его высаживали из экипажа и дежурный курьер, охватив его со спины под мышки, втаскивал его, смеющегося блаженным смешком «хе-хе-хе», наверх и укладывал в постель…»13
     Интересны и другие воспоминания современников о тов. И.Э. Гуковском.
     Так, немецкий дипломат К.Ф. Ботмер писал: «Небольшой человек еврейского типа с хитрым выражением лица»14. Начальник валютного управления Наркомфина М. Ларсон отмечал: «Ни по своему внешнему облику, ни по всему существу своему Гуковский не походил на коммуниста. Со своей коренастой фигурой, хитрыми глазами, угодливыми манерами он скорее производил впечатление маленького провинциального маклера. Он страдал от последствий известной болезни (сифилиса. – Прим. автора), мог передвигаться лишь с трудом и был твердо убежден в том, что ему может помочь лишь знаменитый китайский корень «Чжен-Шен»15.
     Эстонские журналисты после первой же встречи с И. Гуковским в один голос называли его «типичным дореволюционным интеллигентом с самой обыкновенной внешностью»16 или конкретизировали: «среднего роста, с седой французской бородой, интеллигентный мужчина, лет примерно так 45–50»17.
     Принадлежность Гуковского к интеллигенции отмечал и А. Чернявский: «Он был рыжий. В очках. С острою седеющей бородкой... По облику и манерам типичный радикальный интеллигент»18.
     Вместе с тем «…в этом интеллигентом человеке кроется и вторая сторона… он сладострастник, мот, обжора, полнейшее буржуазное разложение, растратчик – планетарный»19.
     Эстонский торговый эксперт на Юрьевских (Тартуских) мирных переговорах Й. Пухк так описывал Гуковского: «…среднего роста, с редкой бородой, изрытым оспинами лицом… на первый взгляд коммерсант средней руки… часто комичный… На обедах привлекал внимание его обильный аппетит. Он расспрашивал о стоимости всех блюд, поданных на стол, и все ел и ел. Будто наполнял пустой мешок. Расстегивал пуговицы и не пощадил ни единого блюда»20.
     Кроме того, всем, кто встречался в то время с И. Гуковским, бросалась в глаза его хромота и любовь к женскому полу. Гуковский «сам, нисколько не стесняясь, с некоторым цинизмом сообщал, что страдает сифилисом, прибавляя при этом с улыбочкой и легким смешком: «Не беспокойтесь, теперь это, хе-хе-хе, не заразно». Болезнь эта внешне отразилась у него… на ногах, которыми он с трудом переступал»21.
     Прибывший летом 1920 года сменить И. Гуковского на должности торгпреда в Эстонию Г.А. Соломон так описывал советского полпреда:
     «…Невысокого роста, довольно широкоплеч… Рыжеволосый, с густыми нависшими бровями, он носил рыжую с проседью бородку. Из-под бровей виднелись небольшие глаза, обрамленные гнойными, всегда воспаленно-красными веками. Выражение глаз было неискренне с вспыхивавшим в них временам недобрым огоньком, которым он вдруг точно просверлит своего собеседника. Он обладал при этом чуть-чуть сиплым, тягучим голосом, высокого тенорового тембра, которому – это чувствовалось – он старался придать тон глубокой искренности, в таких случаях понижая его до баритональных нот. Я никогда не слыхал, чтобы он смеялся простым здоровым, прямо от души смехом – он всегда как-то подхихикивал, всегда или с озлоблением, или с ехидством, точно подсиживая своего собеседника и от этого его смешка «хе-хе-хе!» становилось как-то не по себе»22.
     Вырвавшись из истерзанной революцией и красным террором, разграбленной и разоренной России, И. Гуковский оказался как бы в раю.
     В Ревеле советский полпред – любитель «красивой и разгульной жизни», как истинно русский купец, после удачно завершенных дел, развернулся вовсю: «…он заводит содержанку, устраивает ее мужа и брата на хлебные места, вместе с ними мошенничает, просто ворует, проводит время в скандальных кутежах и оргиях. И все это он делает совершенно открыто, не обращая внимания на то, что пресса всего мира резко описывает его подвиги. Центр. Комитет Ком. Партии, члены которого все время подкупались им21), чтобы спасти его, посылает к нему его семью22), которую он держит в черном теле, продолжая вести все ту же жизнь прожигателя»23.
     Эстонские газеты пестрели сенсационными сообщениями о деятельности в Ревеле советских представителей, а собратья по перу в европейских странах охотно их перепечатывали и комментировали.
     Например:
Как живет и работает Гуковский
     …Прибывшие из социалистического рая оборванными, большевики теперь приоделись в Эстонии и ведут довольно шумный образ жизни… местная пресса почти ежедневно отмечает шикарные обеды и ужины, задаваемые большевистской делегацией. Несмотря на то, что советские представители швыряют сторублевыми царскими билетами, разъезжают на автомобилях и поят «див» шампанским, они при каждом удобном случае стараются подчеркнуть свои «демократические принципы». Так, в одном из ресторанов, где советская компания изрядно покутила, одному из членов делегации швейцар хотел подать пальто, но тот отстранил его, со словами: «Товарищ, вы не должны подавать пальто – это унижает ваше достоинство. Вы поставлены здесь лишь для того, чтобы стеречь наши платья от похищения» – и небрежно бросил ему сторублевую бумажку.
     Передают и о следующем характерном факте: сам Гуковский, принимая у себя какую-то просительницу, и узнав, что она прислуга, громогласно заявил: «– Не вам стоять передо мною, а мне. Садитесь, пожалуйста. Я должен чтить в вас представительницу пролетарского труда». Несмотря на такие «приемы», отношение к делегации со стороны населения нельзя назвать признательным: когда несколько человек из состава советской комиссии явились в театр, публика их встретила свистками, и большевикам пришлось покинуть театр, так как актеры отказались играть, узнав, в чем дело24.
     Или:
Большевистские дельцы в Ревеле
     …В связи с делом «Полпредство и банк Шееля» в Ревеле всплыли воспоминания о работе советских торговых и финансовых агентов… с первого года их появления на ревельском горизонте. Очень хорошо осведомленные лица… рассказывают, что в то время представители рабоче-крестьянского правительства РСФСР шумели на весь Ревель и их похождения… служат здесь темой для разговоров. Особенно много выгодных сделок – для собственного кармана было произведено во время Гуковского… Большевистское золото тогда лилось в Ревеле рекой. Это было время первых торговых сделок большевиков; это было время, когда они впервые начали вывозить из СССР золото, бриллианты, церковные ценности для реализации их в Европе.
     Ревель тогда… кишел подозрительными иностранцами – шведами, датчанами, немцами, англичанами, французами и американцами – которые, как коршуны слетались сюда, и буквально в течение нескольких часов делали целые состояния… многие из ревельчан, кто забежал вперед в советскую миссию и с заискивающей улыбкой поймал вовремя случай пожать руку российского коммуниста – многие из них в несколько дней из бедных превращались в миллионеров. Это было сказочно счастливое время для всех беспринципных, жадных до наживы, поклоняющихся девизу «деньги не пахнут»… не ударили в грязь лицом и товарищи коммунисты и советские чиновники. Они живо сообразили, что второй раз такого случая поживиться, пожалуй, не будет. Представители рабоче-крестьянского правительства работали не покладая рук по части набивания своего кармана. Ревель не скоро забудет этих первых торговых и финансовых советских агентов... Всех этих товарищей… неизменно видели на улице не иначе, как в красном автомобиле… они были своими людьми и пользовались исключительным вниманием… они прокручивали огромные деньги, щедро раздавали на «чай»… Они не обедали и не ужинали без специальной музыки, без цветов и без женщин… Поговорите с ревельскими скрипачами и виолончелистами, играющими в ресторанах, они много порасскажут вам о похождениях всех этих советских сановников…25
     Окружение полпреда И.Э. Гуковского было ему под стать – те, с кем он представлял мировому сообществу лицо первого в мире государства рабочих и крестьян, с кем он «на пределе физических и духовных сил» вносил свой вклад в дело строительства социализма и отдыхал «после тяжелой изнурительной работы».
     Опорой И. Гуковского во всех его делах являлся помощник и секретарь по коммерческой части Эрлангер. «Ни одна из сделок не проходила мимо рук Эрлангера и каждая сделка приписывала ему огромный барыш»26.
     Эрлангер был проворный малый, абсолютный циник, человек без каких-либо комплексов, для которого деньги важнее всякого рода предрассудков. В первую очередь, Эрлангер пристроил свою жену к Гуковскому в качестве любовницы, к семейной коммерческой деятельности приобщил брата жены Адольфа Биллинга27 и тестя, которые проворачивали в городе наиболее прибыльные сделки, получая от этого фантастическую прибыль.
     Когда над Эрлангером стали сгущаться тучи и возникла угроза его ареста, то он вместе с женой и тестем, получив от И. Гуковского подложные паспорта, бежал из Эстонии, предварительно переведя в ряд европейских банков заработанные в Ревеле деньги27).
     В компании беглецов оказался и подручный Эрлангера некто Гестер28.
     Вскоре после истории с Эрлангером «на ревельском горизонте появился в роли финансового агента СССР тучный, буржуазного вида… Эпштейн. Находясь в самом тесном контакте с одним из ревельских банков, Эпштейн легко и безболезненно проводил все банковские операции с таким расчетом, чтобы больше заработал он сам и тот банк, на службе которого Эпштейн состоял неофициально. Спокойный, уравновешенный, он не желал неприятностей из Москвы, и как только обеспечил себе безбедную жизнь, по-тихоньку… раздобыл себе иностранное подданство и вовремя отбыл из Эстонии… В советском представительстве хватились, начали его искать. А он уже вне досягаемости…»29
     Главным бухгалтером полпредства и торгпредства Советской России в Эстонии являлся некто Фридолин. «Это был наглый малый, партийный коммунист и правая рука Гуковского по сокрытию преступлений. Своим делом он не занимался, но зато, на свой страх и риск, с ведома Гуковского, вел обмен валюты и какие-то спекуляции»30.
    Во главе транспортного отдела торгпредства находился спекулянт и скупщик краденого Линдман. «Это было лицо, пользующееся полным доверием Гуковского… Эстонец по происхождению, Линдман во время мартовской (Февральской 1917 г. – Прим. автора) революции, пользуясь смутным временем, стал скупать краденые вещи из дворцов и богатых домов и, несмотря на войну и трудности провоза их, направлял их в Эстонию, где и сбывал по выгодным ценам... с провозглашением Эстонии… продолжал заниматься тем же, получая контрабандным путем свои «товары» и даже открыл в Ревеле антикварную лавочку. Но особого расцвета его деятельность достигла при большевиках. Он широко занялся скупкой краденного, несколько раз сам нелегально пробирался в Советскую Россию и оттуда лично увозил драгоценности, переправляя их в другие страны. В Ревеле он уже в крупных размерах занимался скупкой редких античных вещей, – ковров, гобеленов, фарфора, бронзы, драгоценных изделий…»31
    Не менее занимательна фигура некоего Саковича, который выступал перед советским торгпредством как доверенное лицо и директор банка «Шелл Ко» и ряда других банков. Со слов И. Гуковского, «это первый ревельский банкир»32. На самом деле он был всего лишь навсего «обыкновенным посредником, достававшим и представлявшим иногда… банку клиентов, получая за это предельную комиссию»33. Безусловно, советскому торгпредству, имевшему миллионные обороты, «не было ни малейшей нужды в таких посредниках»34, наличие которых лишь удорожало банковские операции, но Сакович был крайне необходим Гуковскому и Эрлангеру, поскольку «получали от него в свою пользу… часть его комиссии»35.
     Коммерция полпреда Советской России «И.Э. Гуковского и Ко» в ЭР носила явно выраженный коррупционный и криминальный характер.
     Например, советское торгпредство приобрело крупную партию селедки для отправки в голодную Россию. И вдруг – скандал: селедки «оказались, частью, совершенно гнилыми, частью протухшими, проржавевшими»36. При этом «красный купец» Линдман представил в бухгалтерию торгпредства счет, по которому за гнилые бочки под селедку, соль, гвозди и работу затребовал более 4 млн эстонских крон.
     Сумма была явно завышена, по подсчетам экспертов, в реальности она составляла не более 800 тыс. крон37. Несмотря на это, И. Гуковский настаивал на выплате Линдману всей суммы, при этом угрожал несогласным сотрудникам торгпредства неприятностями и судом38.
     Или некий коммерсант «П» взял на себя обязательства поставить «грандиозное количество проволочных гвоздей в определенный срок»39, за что торгпредство выдало ему крупный аванс. По истечении оговоренного срока «П» запросил пролонгировать договор, в чем ему было отказано, поскольку имелась информация, что сделка носит фиктивный характер. Аванс коммерсант вернуть отказался и стал искать в Ревеле наличные гвозди. «Какое-то количество… он нашел, но в самом хаотическом состоянии: случайные укупорки в ящиках всевозможных форм и видов (из-под макарон, из-под консервов, из-под монпансье, один ящик был из-под гитары). Кроме того, содержимое каждого ящика представляло собой смесь разного рода сортов и размеров… все гвозди были проржавевшие… Словом, это был, в сущности, не товар, а гвоздильный хлам»40. Уполномоченные советской стороны отказались принять этот «товар» и потребовали возмещения убытков и аннулирования договора. Тотчас же вмешался «Гуковский, который с пеной у рта стал… требовать признания договора»41.
     Аналогичная ситуация возникла и с контрактом на приобретение 40 тыс. бочек с цементом. После выплаты половины стоимости договора, эстонский коммерсант «не торопился с поставкой... Завязалась длинная переписка… В конце концов выяснилось, что цемента у него не было и он искал его… Когда же… поставщик вынужден был (через много времени) реализовать заказ, он представил к приемке… известное количество цемента, каковой оказался старым портландским цементом, пролежавшим много лет в сырости, слежавшимся в трудно разбиваемую массу, то есть, абсолютно никуда не годный»42, но в связи с тем, что контракт был составлен юридически безграмотно или, наоборот, слишком «грамотно», «дело это окончилось полной потерей затраченных денег и поставщик остался неуязвим… подобных договоров… была масса»43.
     В другом случае была порушена организованная Гуковским и Ко коррупционная схема по закупке для нужд Красной армии по поручению Л. Троцкого восьмисот телеграфных аппаратов Морзе. Лев Давидович убедительно просил, чтобы эти аппараты не попали в Польшу, с которой Советская Россия вела войну. Телеграфы выпускала всемирно известная шведская фирма «Эриксон». Компания требовала за аппарат 960 шведских крон, поскольку ранее уже продала партию Гуковскому по этой цене. Прибывший из Москвы и принимавший дела торгпредства Соломон Г.А. поручил своему сотруднику провести переговоры с представителем шведской компании о максимально возможном снижении цены. Шведская сторона уступила пять процентов, но Соломону показалось это недостаточным, и он пригласил шведа к себе на переговоры, в ходе которых удалось существенно снизить цену за аппарат: до 600 шведских крон. Выяснилось, что столь высокая первоначальная цена была обусловлена тем обстоятельством, что при господине Гуковском надо платить взятки, а это составляло «около сорока процентов» от суммы сделки44.
     Таким вот образом была организована работа советского торгпредства в Ревеле под руководством тов. И. Гуковского: сплошь мошенничество, воровство и взятки.
     Знала ли Москва о творимом в Ревеле безобразии? Конечно, да!
     Напомним, что заместитель наркома внешней торговли Советской России Г.А. Соломон был направлен в Эстонию на должность торгпреда в августе 1920 года.
     Согласно воспоминаниям Г. Соломона, в день отъезда из Москвы в Ревель, «я зашел проститься с Чичериным и Крестинским. Оба эти сановника приняли меня более чем сдержанно, и оба… точно сговорившись, усердно просили меня быть «мягким» с Гуковским, «не ставить всякое лыко в строку» (Крестинский), «понять и войти в его тяжелое положение» (Чичерин). Чувствовалось, что Гуковский свой человек для них, друг и приятель»45.
     С приездом в Ревель нового руководителя торгпредства жизнь полпреда разладилась. Протеже наркома внешней торговли тов. Л.Б. Красина30) Г. Соломон – выходец из православной дворянской семьи – был человек интеллигентный и благовоспитанный, в то же время решительный и волевой, не терпящий лицемерия, лжи, беспорядка и хамства, к тому же имевший репутацию честного и неподкупного человека. Он прибыл в Ревель с твердым намерением во всем разобраться и навести строгий учет и порядок.
     И. Гуковский пытался воспрепятствовать вступлению в должность Г. Соломона, при этом ссылался на письма своих московских друзей: наркома иностранных дел Г.В. Чичерина, наркома финансов Н.Н. Крестинского и заместителя наркома Рабоче-крестьянской инспекции В.А. Аванесова, которые высказывали рекомендации, как следует себя вести с преемником. Так, например, Г.В. Чичерин писал:
     «Вам надо будет самому сговориться с Соломоном, чтобы он согласился остаться в возглавляемом Вами представительстве в качестве просто заведующего коммерческим отделом. Вы можете, в крайнем случае, даже предложить ему пост Вашего помощника по коммерческим делам»46.
     В следующем письме Чичерин сообщал Гуковскому, что ему удалось отстоять, чтобы Гуковский остался «в Эстонии в качестве политического представителя, то есть, посланника… Вы можете сговориться с Соломоном… В чем можно, уступите, чтобы не обострять отношений с ним, ни с Красиным… С этим совершенно согласен и Н.Н. Крестинский»47.
     По воспоминаниям Г.А. Соломона, И.Э. Гуковский цитировал «эти письма, частью показывая мне отдельные места из них, чтобы я сам прочитал их и убедился, что тот или другой… так именно и выразился… щеголяя своей циничной наглостью…
     – Вот теперь вы сами видите, что ваше назначение не достаточно выяснено… что нам с вами нужно сговориться о той должности, которую я могу и хочу предоставить вам… Так что вы понимаете, что ни о какой приемке дел от меня не может быть и речи… я вам предлагаю: останьтесь у меня в составе моих служащих в качестве заведующего коммерческим отделом. Вы будете получать у меня хорошее жалованье и, по существу, вы будете делать все, что вам угодно, в коммерческом отделе… Впрочем, – перебил он сам себя… – Бог с вами, я сразу же предлагаю вам место не заведующего, а просто моего помощника, ведающего всю коммерческую часть… Идет?! <...>
     – Мой ответ будет краток, – ответил я. – Я назначен полномочным представителем Наркомвнешторга в Эстонии и, согласно приказу Политбюро, прибыл для принятия должности от вас. Вы мне предъявляете частные письма Чичерина, Крестинского и Аванесова... Ни в какие сделки ни с вами, ни с вашими «уголовными друзьями» я входить не намерен и буду вести ту линию, которая мне указана моим правительством…
     – Так что же… хе-хе-хе… по-вашему, я тоже «уголовный преступник»… как и мои… хе-хе-хе… «уголовные друзья»?
     <…>
     – Ах, вот что! – просипел он, глядя на меня озлобленным, точно злая крыса, взглядом своих гнойных глаз. – Так, значит, вы объявляете мне войну?! Что же, будем воевать… Только, смотрите, не было бы хуже для вас, – многозначительно постучал он пальцем по столу.
     – Я настою, и вас отзовут, и не только отзовут, а еще и познакомят с тем учреждением, где мой друг Аванесов членом коллегии... с ВЧК… И вас не спасут ни ваш друг Красин, ни ваш друг Менжинский от подвалов ВЧК и от того, чтобы вы под гул грузовика не переселились в лучший мир… Ха-ха-ха! – зло и нагло расхохотался он»48.
     Так началась в Ревеле война советского полпреда с советским торгпредом.
     Г.А. Соломон настаивал на проведении всеобщей ревизии, чему, естественно, И.Э. Гуковский противился. Прибывший вместе с Соломоном из Москвы представитель Рабоче-крестьянской инспекции тов. Никитин «весьма решительно осуждал махинации Гуковского… называя их просто мошенничеством. И, будучи коммунистом, пролетарием, рабочим «от станка», он говорил, что вскроет, как товарищи, вроде Гуковского, «примазавшиеся» к рабочему классу, расхищают народное благо…»49
     И все же противостоять матерому и всесильному прохиндею И. Гуковскому молодой рабкриновец Никитин не смог. Соломон писал: «Несчастный Никитин… в сущности, недурный парень… боялся Гуковского и своего начальства в лице Аванесова… боялся потерять свое место, боялся и меня – вертелся между двух огней: между долгом и страхом не угодить начальству. И он натолкнулся на такой полный беспорядок, что недалекий и незнающий дела, совершенно растерялся и не знал, что делать»50. Гуковский постоянно третировал его, Никитин говорил: «Он меня стращает и Аванесовым и даже Сталиным… не хочет давать мне никаких объяснений и указаний, кричит на меня, грозит, что в Москве я попаду на Лубянку… а у меня мать… невеста… сестры…»51
     После того как Никитин заявил полпреду, что «желает проверить кассу и потому на время проверки должен наложить запрещение на всякого рода наличность, хранящуюся как у Гуковского, так и в кассе, Гуковский просто запретил ему дальнейшее производство ревизии!»52 Таким образом, ревизия окончилась ничем, рабкриновец «через три дня по приезде в Ревель был за бесполезностью откомандирован в Москву»53. И.Э. Гуковский и его криминальная «братва» торжествовали!..
     С нарочитой наглостью, И.Э. Гуковский вломился в кабинет Г.А. Соломона, «цинично и нагло улыбаясь… сказал:
     – Ну, что?.. Ревизия, хе-хе-хе, окончена?! Вы думаете, я боюсь?.. Зарубите это себе на носу: Гуковский никого и ничего не боится… А вот вам несдобровать… хе-хе-хе, несдобровать!.. Я вас упеку на Лубянку»54.
     И каждый раз при встрече с Соломоном Гуковский упражнялся в красноречии угроз в его адрес:
     «– Вот увидите, вам влетит за это… влетит… возьмут карася под жабры, хе-хе-хе… не отвертитесь…»55
     «– Не смейтесь, Георгий Александрович… не смейтесь… Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела, хе-хе-хе!.. А кошечка – это я, хе-хе-хе!..»56
     «Увидите, что так вам это не пройдет, хе-хе-хе… Упекут мальчика, упекут… Ведь Крестинский – это, милый мой, сила, хе-хе-хе! Это не кто-нибудь!»57
     Как ни в чем не бывало, И.Э. Гуковский продолжал ночные кутежи в ресторанах эстонской столицы, он был абсолютно уверен в своей неуязвимости. Как-то, возвращаясь с одной из вечеринок в совершенно непотребном виде, И. Гуковский увидел засидевшегося далеко за полночь в рабочем кабинете Г. Соломона:
     «– А-а! – заплетающимся пьяным языком сказал он. – Соломон… по ночам работает… Спасает народное достояние… А мы его пррапиваем… день да ночь…
     <…> И вдруг совершенно бешеным голосом он продолжал: – Сссиди… хи-хи-хи… старайся (непечатная ругань)… уж я не я, а будешь ты в Чеке… фьють!... в Чеку… в Чеку!... к стенке!»58
     Угрозы Гуковского не действовали на Соломона, он не сдавался. Прибывший из Москвы на должность главного бухгалтера торгпредства П.П. Ногин33), брат известного большевика, наркома по делам торговли и промышленности В.П. Ногина34), так же как и убывший в Москву Никитин, имел мандат на проверку финансово-хозяйственной деятельности от заместителя наркома Рабоче-крестьянской инспекции В.А. Аванесова.
     В отличие от спасовавшего перед И. Гуковским Никитина, П. Ногин энергично взялся за выполнение порученного дела, чем тут же вызвал конфронтацию с полпредом. Ревизор «без излишних церемоний потребовал от Гуковского отчетность. Тот вызвал к себе своего бухгалтера Фридолина… велел передать Ногину все относящиеся к торговым делам книги и документы…
     И вот началась «игра в казаки и разбойники». Ногин ловил Фридолина, требовал у него таких-то и таких-то документов. Их не было. И Фридолин удирал и прятался от Ногина. Не довольствуясь его ответами, Ногин, человек решительный и смелый, ходил по жилым комнатам сотрудников Гуковского и выискивал документы. Это тянулось несколько дней: он находил их повсюду – под кроватями, в корзинах, в чемоданах, среди грязного белья, среди опорожненных бутылок, в столах, в клозетах… Он часто сцеплялся с Гуковским. На угрозы последнего Чичериным, Крестинским и прочими «уголовными друзьями», Ногин напоминал Гуковскому о своем брате Викторе Павловиче Ногине, стопроцентном коммунисте, пользовавшемся большим влиянием в партии»59.
     Несмотря на жесткое противодействие, уполномоченному Рабкрина удалось собрать достаточно материала для доклада в Москве о грубых финансово-хозяйственных нарушениях и добиться назначения всесторонней проверки деятельности полпреда.
     Москва направила в Ревель авторитетную ревизионную комиссию, во главе которой находился член Коллегии Рабоче-крестьянской инспекции А.С. Якубов («большой друг Сталина и его соотечественник»), «человек самостоятельный и вполне честный. Он, первым долгом, отправился к Гуковскому и, после долгой беседы с ним, пришел ко мне (Соломону Г.А. – Прим. автора) страшно возмущенный: он убедился, что все, что ему в Москве рассказывал Ногин, подтвердилось, и даже с лихвой.
     Он убедился, что Гуковский тщательно старается скрыть какие-то концы. Он сам своими глазами увидел, что письменный стол Гуковского набит деньгами в разных валютах, и что Гуковский лично производит валютно-обменные операции… по одному ему известному курсу, не ведя по этому делу никакой отчетности. Он убедился, что у Гуковского не велось бухгалтерии, что поэтому он не мог дать мне итогов, с которых я мог бы продолжать мою отчетность… так сказать, с нуля.
     – Вы знаете, товарищ Соломон, – сказал с сильным восточным акцентом Якубов в крайнем раздражении… – Гуковский просто мерзавец и мошенник… Представьте себе, когда я возмутился, что он позволяет себе продолжать вести валютные операции… на что с вашим приездом он не имел больше права, и притом вести их по произвольным курсам и не ведя по ним никакой отчетности, он мне сказал: «Я, товарищ Якубов, не люблю канцелярщины, а потому и не веду никаких записей, никакой отчетности»… И это говорит он, старый опытный бухгалтер-специалист!... А когда я ему сказал что налагаю запрещение на все хранящиеся у него суммы, и что он должен их все передать вам он заявил, что я не имею права давать ему приказы…»61
    Возмущенный столь наглым поведением И.Э. Гуковского, кавказец А.С. Якубов стал действовать решительно и жестко. В тот же день прибывшие из Москвы ревизоры «опустошили все ящики письменного стола Гуковского и, пересчитав хранившуюся в них валюту, передали под расписку все деньги мне (Соломону. – Прим. автора). Их оказалось… около восьми миллионов рублей. Затем они вскрыли несгораемый шкаф, стоявший в кабинете Иохеля, секретаря Гуковского, извлекли оттуда какие-то драгоценности и тоже передали их мне.
     Для характеристики того, как обращались с драгоценностями советские сановники, приведу со слов самого же Гуковского, как он получил пакет с разными драгоценностями. Они были кое-как завернуты в бумажки. Никакой описи к пакету не было приложено…
     – Вот видите, как мне верят, – хвастал Гуковский. – От меня не потребовали даже расписки в получении, просто взяли и послали весь пакет на мое имя за одной только печатью. Я стал выбирать из пакета камни и изделия, а бумаги выбрасывал в сорную корзину… через несколько дней мне понадобилось взять из корзины клочок бумаги, запустил я в нее руку и вдруг мне попался какой-то твердый, обернутый в бумагу предмет. Я его вытащил. Что такое… Хе-хе-хе!... Это оказалась диадема императрицы Александры Федоровны, хе-хе-хе! Я ее по нечаянности выбросил в корзину, хе-хе-хе!..»62
     Рабкриновцы «извлекали одно дело за другим и положительно выходили из себя от открывавшихся перед ними злоупотреблений… не было буквально ни одного честного дела – все было построено на мошенничествах, подлогах. Якубов обращался за разъяснениями… допрашивал служащих и все более и более приходил в изумление и негодование. Положение Якубова было сугубо тяжелое, так как Гуковский до командирования его в Ревель был тоже членом коллегии Рабоче-крестьянской инспекции и, следовательно, близким его товарищем. Тем не менее, Якубов… в конечном счете составил убийственный для Гуковского акт о произведенной им ревизии, – это был, в сущности, обвинительный акт»63.
     В период всего времени работы в Ревеле рабкриновской комиссии, Гуковский регулярно строчил в Москву «один за другим, доносы на Якубова и на меня (Г.А. Соломона. – Прим. автора)… все эти доносы, в конце концов, восторжествовали»64.
     Вместе с тем «ревизия… окончилась крайне неблагоприятно для Гуковского. Но особенно пострадал честный Якубов: пробыв в Ревеле около 3–4 недель и все время вращаясь в атмосфере мошеннических дел и уловок, он дошел до такого потрясения своей нервной системы, что это отразилось… на его психике: мне (Г.А. Соломону. – Прим. автора) рассказывали, что вскоре по возвращении из Ревеля, окончив свой отчет, он начал страдать определенной манией – он всех людей стал считать ворами и мошенниками»65.
     Москва пребывала в состоянии шока по итогам проверки торгпредства РСФСР в ЭР, которое возглавлял, казалось бы, надежный и проверенный временем революционер и большевик-ленинец тов. И.Э. Гуковский.
     Несмотря на уличающие Гуковского факты, на его защиту встали друзья-подельники – всесильный председатель Коминтерна Г.Е. Зиновьев; влиятельные члены советского правительства, наркомы иностранных дел Г.В. Чичерин, финансов Н.Н. Крестинский; председатель Центросоюза и заместитель наркома внешней торговли А.М. Лежава; член Коллегии Наркомата иностранных дел М.М. Литвинов; заместитель наркома Рабоче-крестьянской инспекции и член Коллегии ВЧК В.А. Аванесов и др.
     Все эти лица, со слов известного русского историка и публициста В. Бурцева, «воруют и грабят Россию, цинично издеваясь над теми, кто хочет честно работать. Гуковский ворует и прожигает жизнь вместе со всем своим штатом – и все проходит для него безнаказанно, ибо он посылает дары всем сильным Советского правительства… а те уже не за страх, а за совесть покрывают его и всеми мерами стараются замазать рты тем, кто обличает Гуковского»66.
     Однако и Г.А. Соломон боролся с полпредом не в одиночку. На его стороне, и это главное, была правда, а еще соратники и друзья, не менее именитые и влиятельные во властных структурах большевистской власти лица. Среди них – заместитель председателя правительства Советской России А.И. Рыков, члены правительства, наркомы внешней торговли Л.Б. Красин, торговли и промышленности В.П. Ногин, просвещения А.В. Луначарский, финансов, а с июня 1920 года начальник Особого отдела ВЧК В.Р. Менжинский, продовольствия А.Г. Шлихтер, общественного призрения А.М. Коллонтай, управляющий делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевич и др.67
     В Москве назревал конфликт интересов элитных групп, угрожающий «сплоченности и единству рядов» большевистской партии и советского правительства. Страсти кипели… Тема «ревельских дел» несколько раз обсуждалась на заседаниях ЦК и Политбюро РСДРП(б)68.
      Все ждали решения В.И. Ленина, но тот, несмотря на очевидность и неоспоримость компрометирующих И. Гуковского материалов, принимать в отношении него какие-либо меры не спешил. Более того, он направил в Ревель в качестве своего представителя с целью примирения сторон «опытного дипломата и переговорщика» Адольфа Абрамовича Иоффе…69
     А.А. Иоффе прибыл из Москвы в Ревель специальным поездом, с собой он привез конфликтующим сторонам письмо от Ленина:
     «Дорогие товарищи Георгий Александрович и Исидор Эммануилович!
     С великой грустью узнал я о Ваших неладах, которые меня крайне удивляют: Вы оба старые партийные работники и служите одному и тому же делу. И я, как Ваш старый товарищ, именем нашего общего дела призываю Вас к дружной совместной работе. Центральный Комитет партии командирует, к Вам товарища Иоффе, которому поручено уладить Ваши недоразумения, для которых, я верю, нет серьезных оснований.
     С сердечным товарищеским приветом, В. Ленин»70.
     И начались «мирные переговоры», или, как совершенно верно заметил Г. Соломон, «великая склока»71.
     «Гуковский жаловался… по мере того, как он говорил, Иоффе приходил все в большее и большее недоумение… державшийся все время линии «миротворца» и до некоторой степени ведший себя дипломатически, [Иоффе] вдруг решительно и даже гадливо остановил Гуковского и, обратившись к [Соломону]… сказал:
     – Георгий Александрович… все, что вы… сейчас мне сказали, и не только сказали, но и доказали, говорит всецело в вашу пользу… вы действовали только в интересах дела… одним словом, позвольте вам крепко пожать руку…
     – Значит, – вставил своим скрипучим голосом Гуковский, – этим вы, Адольф Абрамович, осуждаете мою политику? Да?
     – Я сказал, Исидор Эммануилович, – ответил Иоффе, – и предоставляю вам делать выводы…
     – Да, я и сделаю выводы, хе-хе-хе! – сказал Гуковский. – И о моих выводах вы узнаете вскоре…
     – …Я знаю, – скучающим и брезгливым тоном ответил Иоффе. – Пойдут жалобы на меня… Но оставим все это. Я должен выполнить свою миссию. Между вами установились… совершенно невозможные отношения, и об этом говорит вся Эстония и вообще вся заграница… нам необходимо придти к какому-нибудь соглашению»72.
     И соглашение было найдено, точнее, закреплено в меморандуме о разграничении полномочий, которое, в принципе, существовало и ранее, но не соблюдалось сторонами. Подписанные в присутствии А.А. Иоффе договоренности сводились к тому, что И.Э. Гуковский ведет «дипломатическую часть», а Г.А. Соломон «торговую» и ни один из них «не имеет права залезать в область другого»73.
     Интересно, что когда шли «мирные переговоры» при посредничестве А.А. Иоффе, из Швеции прибыл уполномоченный Советской России по закупке за границей паровозов профессор Ю.В. Ломоносов. Неожиданно войдя в кабинет Иоффе, где обсуждался конфликт, Ломоносов и в шутку, и всерьез произнес:
     «– …Вот вы где!.. – воскликнул он, обращаясь к Гуковскому. – Разве вас еще не расстреляли? А мне говорили, что вас за все ваши художества уже давно приставили к стенке… А вы вот живы и здоровы!...
     – Жив и здоров, хе-хе-хе! – подтвердил Гуковский»74.
     Перед отъездом из Ревеля в Москву, выполнив «миротворческую миссию», А. Иоффе, прощаясь с Г. Соломоном, сказал:
     «– Ну, дорогой Георгий Александрович, и выпала же вам марка! Вот уже не думал, что Гуковский такая гадина!»75

     <…>
     Контрабанда золота, ювелирных изделий и драгоценных камней была поставлена большевиками на поток. Нелегальной переправкой за границу золота, драгоценностей и культурно-исторических ценностей занимались высшие партийные и советские чины. Среди них председатель Реввоенсовета Л.Д. Троцкий, председатель Петросовета и Коминтерна Г.Е. Зиновьев, председатель Моссовета, заместитель председателя Совнаркома Л.Б. Каменев, председатель Малого Совнаркома М.Ю. Козловский, нарком торговли и промышленности Л.Б. Красин, председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский и другие. По линии Наркоматов иностранных дел и внешней торговли к нелегальному вывозу и незаконной торговле за рубежом ценностями были причастны заместители наркома иностранных дел Л.М. Карахан и М.М. Литвинов, заместители наркома внешней торговли А.М. Лежава и Г.А. Соломон, полпреды Советской России И.Э. Гуковский и М.М. Литвинов (Эстония), В.Л. Копп и Н.Н. Крестинский (Германия), Я.А. Берзин (Швейцария, Финляндия), Я.С. Ганецкий (Латвия), В.В. Воровский (Италия), П.М. Керженцев (Швеция) и другие.
     Например, будущий нарком иностранных дел СССР Литвинов перед выездом из Москвы в командировку в Данию заставил своих двух помощниц Миланову (переводчик) и Зарицкую (секретарь-шифровальщица) принять участие в операции по переправке в Европу драгоценных камней.
     «…Литвинов поручил своим секретаршам зашить в подолы и воланы платьев бриллианты.
     Это была обычная практика тех лет: агенты Коминтерна и эмиссары советского правительства, отправляемые за границу, получали из «секретной партийной кассы» различные драгоценности, конфискованные у буржуазии и аристократии или изъятые из храмов. Все это шло на подготовку «мировой революции», на нужды местных компартий… и… оплату проживания самих агентов и эмиссаров за границей. Недостатка в драгоценностях не было. Однако существовала проблема их реализации. Была опасность привлечения к уголовной ответственности за сбыт краденого. Случалось, что в Париже и других столицах эмигранты, в частности великие князья, узнавали свои драгоценности в ювелирных магазинах»135.

     Советские служащие то и дело попадались за границей на незаконном ввозе и торговле бриллиантами, что приводило к жутким скандалам, нередко и высылке из страны «красных купцов» – «торговцев награбленным», как величала их зарубежная пресса.
     Осенью 1920 года произошел невиданный в истории дипломатии скандал. Прибывший в Лондон на переговоры с премьер-министром Великобритании Ллойдом Джорджем глава советской делегации Лев Каменев попался на незаконных сделках по продаже бриллиантов и попытке подкупа английской газеты «Daily Herald». Л. Каменев был вынужден покинуть Великобританию, а нарком иностранных дел Советской России Г.В. Чичерин – оправдываться и принести извинения, которые 23 сентября 1920 года опубликовала газета «Известия» в виде адресованного полпреду в Лондоне Л.Б. Красину открытого письма:
     «Каменев приехал и ознакомил комиссариат с документами, в которых ему инкриминируется участие в продаже бриллиантов в Лондоне и передача… «Herald’у» субсидий в 75 тысяч фунтов стерлингов. Прошу вас категорически заявить правительству и опубликовать в прессе, что ни комиссариат, представляющий Р.С.Ф.С.Р. за границей, ни его делегация не имели ни малейшего отношения к продаже бриллиантов в Лондоне и к предложению «Herald’у» субсидий в 75 тысяч фунтов стерлингов. Народный комиссар по иностранным делам Чичерин»136.
     О том, что Л.Б. Каменев причастен к махинациям с ценностями, писал и великий русский писатель А. Куприн:
     «В конце 1918 г. мне пришлось быть в Москве в бывшем генерал-губернаторском доме, что помещается на Тверской.
     Каменев, с которым мне необходимо было переговорить, принял меня в одной из больших палат этого дворца Салтыковых и Долгоруких. Вскоре, однако, его вызвали куда-то, и я занялся обозрением изящного большевистского гнездышка.
     И следующая картина представилась моему взору: три каких-то типа… наклонившись над огромных размеров столом, на котором грудой были навалены золотые и серебренные предметы:
     «Вот», подумал я, «откуда большевики получили те 240 000 килограммов золота, которые они, согласно тайному параграфу Брестского договора, передали Германии».
     С тех пор систематический грабеж населения большевиками продолжался. Частным лицам запрещено было иметь золотые вещи весом свыше 1 золотника и бриллианты больше чем в 1/2 карата. Драгоценности должны были под страхом смерти сдаваться большевикам, и таким образом им удалось накопить значительные запасы награбленных драгоценностей.
     И теперь я понимаю, откуда берут большевики то золото, которое они обещают… в обеспечение западным капиталистам.
     Нет никакого сомнения в том, что при торговых сношениях с Совдепией эти награбленные драгоценности будут играть доминирующую роль»137.
     Если быть точными, то, в соответствии с декретом Совета народных комиссаров от 16 апреля 1920 года «О реквизициях и конфискациях», частным лицам запрещалось иметь в собственности золотые изделия весом свыше 18 золотников (1 золотник = 4,266 грамма), а бриллианты, алмазы и другие драгоценные камни – более трех карат138.
     Не менее занятна история с полпредом и торгпредом Советской России в Италии В.В. Воровским63). В апреле 1921 года газета «Сегодня» опубликовала на злобу дня иронично-презрительную заметку:

     Также закончилась неудачей и громким скандалом попытка продажи советским полпредом в Швеции П.М. Керженцевым нелегально вывезенных за границу из Советской России драгоценностей:
     «Амстердамские евреи-ювелиры отказались приобрести партию крупных бриллиантов и несколько жемчужных ожерелий от члена советской дипломатической миссии в Стокгольме, посланного в Голландию Керженцевым для продажи драгоценностей по приказу Москвы.
     Ювелиры мотивировали свой отказ тем, что среди предъявленных драгоценностей есть фамильные камни, которые вышли из их мастерских, и им известны их подлинные владельцы»139.

* *
     Следует отметить, что чекист и дипломат Альберт Пирро был одним из сотен советских курьеров, переправлявших нелегально ценности за границу. По свидетельству современников, советские эмиссары и дипкурьеры с чемоданами, набитыми золотом и драгоценностями, разъезжали по миру с целью сбыть награбленное, о чем с постоянством писала зарубежная пресса:
* *
      Представитель правительства Колчака в Омске заявил, что «русские национальные сокровища незаконным путем вывозятся за границу и распродаются140.
* *
     В мае 1918 года в Нью-Йорке «задержаны двое мужчин, прибывших из Москвы с грузом платиновых и алмазных украшений стоимостью 350 тысяч долларов, принадлежавших, с их слов, дочери Николая II Ольге Николаевне»141.
* *
     Декабрь 1919 года. «Латышские власти арестовали в Риге советского курьера с шестьюдесятью бриллиантами в полых каблуках ботинок и с письмом к американской леворадикальной организации «Новый мир». Адресат груза: Нью-Йорк, «Бюро Мартенса» 142.
* *
     В июле 1920 года в Нью-Йорке «задержан советский курьер с 239 необработанными алмазами стоимостью 50 тысяч долларов. Адресат груза старый: «Бюро Мартенса»143.
* *
     В марте 1921 года в Италию прибыла торговая миссия Советской России, привезшая с собой 27 ящиков. Советские служащие «не хотели допустить осмотра багажа, ссылаясь на права дипломатов, несмотря на это, итальянские таможенные власти вскрыли ящики». Там оказались дорогие старинные ковры, 500 фунтов серебра, золотые цепочки, 83 большие жемчужины, а также украшенная алмазами пряжка пояса. «Драгоценности, принадлежащие царскому семейству, оценены в 3 миллиона лир»144.
     Наиболее громкий скандал, связанный с курьером-контрабандистом, разразился в марте 1920 года, когда финские власти задержали и арестовали в Турку прибывшего нелегально из Советской России и следовавшего в Швецию американского корреспондента Джона Рида, автора нашумевшей книги «10 дней, которые потрясли мир».  Полицейские обнаружили Д. Рида прятавшимся в угольном отсеке корабля. При нем находились крупные суммы валюты различных стран, 102 бриллианта, стоимостью порядка 100 тысяч американских долларов, и письма от В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого.
     В одиночной камере финской тюрьмы Джон Рид провел три месяца.
     Власти США не спешили прийти на помощь соотечественнику, известного у себя на родине как коммунист-радикал, в отношении которого велись дела за антигосударственную деятельность. За Д. Рида вступился председатель советского правительства В.И. Ленин, который предложил обменять агента Коминтерна на арестованных чекистами «за участие в антисоветском заговоре» двух финских профессоров.
     Освободившись из тюрьмы и осознав, что на родине ничего хорошего его не ждет, Д. Рид вернулся в большевистскую Россию.
     Несмотря на благожелательное отношение к нему со стороны «вождя мирового пролетариата», Г. Зиновьев и Ф. Дзержинский высказали американцу недоверие, заподозрили в неискренности и предательстве. Вскоре Д. Рид тяжело заболел и скончался в возрасте тридцати двух лет. В Москве ходило немало слухов о его отравлении. Д. Рида с почестями захоронили в коммунистическом «пантеоне» у Кремлевской стены145.
     В 1922 году газета «La Revue mondiale» опубликовала статью «Большевизм и… бриллианты», в которой известный ювелир Леонард Розенталь говорил о влиянии русского большевизма на мировой рынок драгоценных камней.
     Большинство драгоценных камней, отмечал Л. Розенталь, было награблено во дворцах, у частных лиц и из сейфов банков. «С того момента, как советское правительство, после долгих размышлений, решило реализовать награбленное, оно стало опасаться, что бриллианты могут быть опознаны в Европе – либо ювелирами, либо их бывшими владельцами. Дело в том, что значительное число драгоценностей было занесено в каталоги и славилось своими исключительными качествами. Большевики, однако, долго не колебались. Они сломали оправы и вынули камни. Русские ювелиры, под страхом смерти или тюрьмы, вынуждены были классифицировать камни по родам, качеству и величине…
     Несмотря на принятые меры предосторожности, большевики не смогли продать камни с такой легкостью, как ожидали. Они начали… предлагать через представителей… камни в Лондоне и Париже, но никто не желал приобрести товар, на который смотрели, как на краденый. Понемногу, однако, менее щепетильные люди стали покупать через сомнительных посредников, и тогда большевистские драгоценности в небольших количествах стали появляться на рынке.
     В Париже и Лондоне некоторые английские коммерсанты, торговавшие с советскими представительствами, стали принимать в уплату за товары драгоценности и золото… Часть драгоценностей была куплена и французскими торговцами. Все это, однако, мало устраивало советское правительство. В Москве была организована целая кампания для реализации драгоценностей…
     В ход пущено было все: и непосредственные предложения и посредничество банкиров, содействие недостаточно щепетильных частных лиц».
     Л. Розенталь рассказал, что и ему были сделаны предложения подобного рода:
     «– Однажды меня посетил шведский банкир, который официально предложил… от имени советского правительства стать его представителем для продажи драгоценностей в Европе – или приобрести их за мой собственный счет… Я прежде всего спросил:
     – Готово ли советское правительство вернуть мне мои драгоценности, конфискованные в московском отделении Азовско-Донского банка?
     Мой собеседник дал весьма уклончивый ответ, который я понял, как отрицательный. Вопрос этот, впрочем, я задал лишь из любопытства, так как у меня на этот счет не было никаких иллюзий.
     Я слишком хорошо знал страдания русских людей, ограбленных большевиками, для того чтобы согласиться хотя бы косвенно помочь советскому правительству, содействуя реализации конфискованных драгоценностей. Посредничество смахивало бы на соучастие…
     Приблизительно в это же время меня посетил один из бывших моих протеже. Он показал мне восхитительный изумруд, стоимость которого была от полутора до двух миллионов франков, и предложил мне его за 300 000 франков. Я справился о происхождении камня, он ответил, что получил из России вместе с другими камнями, надеясь заработать на них несколько миллионов...
     Через некоторое время еще один посетитель предложил мне ожерелье русского происхождения. Внимательно осмотрев ожерелье, я был глубоко взволнован, заметив маленький пучок светлых волос, застрявших в фермуаре. Не оставалось сомнений: жестокая рука сорвала ожерелье с несчастной жертвы.
     Каким путем попали эти изумруды до Парижа? Через какие подозрительные руки прошли…? Мне осталось неизвестным… с тех пор… я сторонюсь всяких драгоценностей, если есть основания подозревать, что они большевистского происхождения.
     Все драгоценности, которые было решено продавать в Европе, поставлены были в Ревель. Там можно было видеть целые горы жемчугов, бриллиантов, изумрудов, рубинов, сапфиров и других цветных камней.
     Один русский, имевший возможность видеть эти сокровища, говорил мне… что зрелище это напоминало сад Аладина из Тысяча и одной ночи…»146
     О больших проблемах при продаже вывезенных большевиками из России бриллиантов рассказывал и председатель Комиссии по реализации государственных ценностей, заместитель начальника валютного управления Наркомата финансов СССР М.Я. Лазерсон (Ларсонс):
     «…Я в июле 1923 г… отправился за границу, меня сопровождал коммунист (и чекист. – Прим. автора) Лев Дубровицкий… его главной задачей было наблюдать за моей личностью и деятельностью и доводить обо всем им замеченном… до сведения Москвы...
     Во время моего пребывания в Голландии я должен был… зондировать вопрос о возможности продажи коронных драгоценностей и… регалий.
     Я знал, что… [их] оценка… была чрезвычайно высока и уже по этой причине они не могли быть проданы. Эти предметы были оценены по их исторической ценности, которая, разумеется, ничего общего не имела с рыночной… Тем не менее поручение должно было быть выполнено, поэтому я отправился в Амстердам вместе с Дубровицким к г. Т., одному из самых выдающихся и уважаемых местных ювелиров. Едва мы коснулись этого вопроса, как Т. внезапно спросил меня:
     «Позвольте, как же это? Коронные драгоценности мне уже раз предлагали. Я уже тогда заявил, что… таких вещей не покупаю, что я являюсь покупателем только на драгоценные камни без оправы».
     Л. «Кто же Вам предложил эти предметы?»
     Т. «Я это прекрасно помню, у меня даже альбом был, он у меня… сохранился. Да и визитная карточка того господина, который вел со мной переговоры, тоже у меня, кажется, есть».
     Дубровицкий побледнел от волнения. Я спросил его, не знает ли он что-нибудь по этому поводу. Дубровицкий не успел ответить, как Т. уже явился с фотографическим альбомом. Я его просмотрел. Это были без сомнения снимки предметов, принадлежавших к коронным ценностям. На визитной карточке стояла совершенно мне незнакомая немецкая фамилия, по всей вероятности какого-нибудь посредника.
     Я извинился перед Т. и объяснил ему, что… Единственным учреждением по продаже русских драгоценностей является валютное управление, представители коего ныне ведут с ним переговоры...
     Когда мы вышли, я спросил Дубровицкого, в чем собственно дело, так как у меня совсем нет охоты попасть еще раз в такое неприятное положение. Тогда, после некоторого колебания, Дубровицкий рассказал мне следующее. Комиссариат финансов получил… приказ от советского правительства вручить Коминтерну фонд, состоящий из драгоценных камней. Этот фонд и был… изъят из «Гохрана». Для этой же цели были затребованы еще три альбома со снимками коронных драгоценностей и… регалий, причем альбомы он, Дубровицкий, сам составил. Тот альбом, который мы сейчас видели у Т., без сомнения один из этих… «Коминтерн», который получил эти альбомы, пытался через своих агентов в Германии или Голландии найти покупателей…
     На коронные регалии и драгоценности не нашлось покупателей и впоследствии. Были ли за это время отдельные предметы разобраны и содержащиеся в них камни проданы, мне неизвестно»147.

* *
     Представляют интерес и свидетельства торгпреда Советской России в Эстонии Г.А. Соломона, который до назначения в Таллин занимал должность заместителя наркома внешней торговли.
     В своих воспоминаниях Г. Соломон пишет о том, как преступно-халатно разбазаривались сокровища России, как «великих вождей Октября» обводили вокруг пальца средней и мелкой руки мошенники и проходимцы, скупавшие за бесценок ценнейшие российские алмазы и бриллианты:
     «Приблизительно в ноябре (1920) центр возложил на меня еще одно крайне неприятное для меня дело, а именно, продажу бриллиантов. В этом товаре я абсолютно ничего не смыслю. Сперва по этому поводу шла переписка между мною и Красиным (полпред и торгпред Советской России в Великобритании, до назначения в Лондон – нарком торговли и промышленности. – Прим. автора). Я долго отказывался. Он усиленно настаивал и просил. Настаивал и Лежава (заместитель наркома внешней торговли. – Прим. автора). Я согласился…
     Ко мне из Англии с письмом от Красина приезжал один субъект по фамилии, кажется, «капитан» Кон67). По-видимому, это был русский еврей, натурализовавшийся в Англии. Он приезжал со специальной целью сговориться со мной о порядке продаже бриллиантов. В то время мне прислали из Москвы небольшой пакетик маленьких бриллиантов… Я показал ему эти камни. Но его интересовали большие партии. Мы условились с ним, что я затребую из Москвы более солидную партию… Держался он очень важно. Много говорил о своей дружбе с Ллойд-Джорджем. Оказался он в конце концов просто посредником. Списавшись с Москвой, я уведомил Кона о дне прибытия камней. И к назначенному дню, из Парижа прибыл представитель Кона, некто Абрагам68), известный знаток бриллиантов.
     Бриллианты прибыли… Среди товара было много камней… очень попорченных, а потому и обесцененных, при извлечении их (для сокрытия следов) из оправы неумелыми людьми. Таким образом, в первых шести коробках помещались камни высокоценные без изъянов, а в остальных – испорченные, надломленные, треснувшие, тусклые и вообще брак».
     Процесс осмотра и оценки представляет отдельный интерес. «Абрагам часто во время приемки говорил: «этот камень я хорошо знаю (столько-то лет), я его купил (у такого-то, тогда-то), а затем продал»… великой княгине… великому князю… графу… графине… и следовал подробный рассказ. <…>
     Приемка окончилась и началась продажа. Я ничего не смыслил в камнях, а потому должен был руководствоваться оценкой, произведенной нашим специалистом… Выяснилось, что я должен требовать за всю партию миллион фунтов стерлингов. Я и потребовал эту цену, причем поставил условием, что покупатель должен купить всю партию, то есть, и лучший и худший товар. Несколько дней прошло в уламывании меня Абрагамом продать ему только первосортный товар… Я не соглашался. Затем он, как мелкий рыночный торговец, охал и ахал по поводу моей цены, давал мне только пятьсот тысяч фунтов, уходил, не появлялся день или два, посылал ко мне каких-то подставных лиц, которых я выгонял, снова являлся, снова охал и ахал, показывал мне какие-то телеграммы из Лондона, в которых «известный самому Ллойд-Джорджу» тоже ужасался моим ценам, то требовал прервать переговоры «в виду моего тяжелого характера», то предлагал мне на пять, десять тысяч больше… Совсем как на Александровском рынке… Мы не сошлись. Абрагам явился демонстративно проститься со мной, торжественно заявив, что я могу сломать его собственные печати на коробках, так как мой товар его больше не интересует. Но когда я, изъявив полную готовность исполнить его просьбу, стал вынимать из моего несгораемого шкафа коробки он остановил меня и закричал:
     – Боже мой, что вы хотите делать?! Подождите, пожалуйста!..
     И в заключение, набавив мне еще пять тысяч футов, он ушел, сказав, что съездит в Париж посоветоваться…
     А в «бриллиантовых сферах», как до меня доходили известия, шла энергичная борьба за этот приз. В Лондоне на Красина наседал капитан Кон, старавшийся через него повлиять на меня. Ко мне приезжали из Лондона какие-то подставные покупатели, которые с полным знанием дела… начинали со мной переговоры. Так, между прочим, ко мне приезжал представитель лондонской суконной фабрики «Поликов и Ко» Бредфорд (точно не помню его имени) с переводчицей, госпожой Калл, которые торговались со мной и предлагали за всю партию бриллиантов 600 000 фунтов. От Красина я получил телеграмму, в которой он рекомендовал мне понизить цену до 750 000 фунтов… Но я твердо стоял на своем. Наконец, от Поликова я получил сообщение, что он дает мне 675 000 фунтов. Писал мне и Лежава, рекомендуя не так дорожиться… Но я все стоял на своем…
     Так этот вопрос и застыл… спустя несколько месяцев, когда я был уже в Лондоне в качестве директора «Аркоса», а в Ревеле находился сменивший меня Литвинов, ко мне явился упомянутый Бредфорд с госпожой Калл. Они радостно и возбужденно сообщили мне… что шесть коробок с лучшими бриллиантами купил их патрон Поликов…
     – Вот так… г. Соломон, – сказала с торжеством госпожа Калл, – …мы давали вам… 675 000 фунтов стерлингов, а вы не соглашались. Но без вас мы с Литвиновым сумели лучше сговориться и купили эти шесть коробок лучшего товара всего за 365 000 фунтов стерлингов…
     – Как?! – привскочив даже со своего кресла, спросил я.
     – За 365 000 фунтов?!.. Не может быть!...
     – А вот мы купили, отказавшись от того лома и брака, который заключался в остальных коробках, – с игривой, кокетливой усмешкой и торжеством заявила мне эта дама, в то время как ее супруг, не понимавший по-русски, улыбался деревянной улыбкой англичанина.
     – Поверьте, мы сами были удивлены, когда господин Литвинов согласился продать эти шесть коробок отдельно от остальных, от бракованных… Ведь, конечно, этого никак не следовало делать… необходимо было, как вы на том настаивали, продавать всю партию вместе… Ну, а господин Литвинов согласился, стал торговаться и в конце концов, уступил за триста шестьдесят пять тысяч…
     – Не может быть! – сраженный этим известием бессмысленно повторял я, точно обалдев…
     – Помилуйте, как не может быть, – говорила она. – Ведь мы же… купили… А брак остался у господина Литвинова, и, конечно, никто не купит его отдельно от первой партии. Все там лом, тусклые цвета… Самое большее, что за них можно получить, это 30–40 тысяч фунтов стерлингов.
     И она продолжала, и продолжала рассказывать мне все подробности этого преступления, вспоминая о котором теперь, почти через десять лет после его совершения, я весь дрожу от негодования и бессильной злобы…»148
     В продаже за границей награбленных большевиками в России ценностей были задействованы известные международные политические авантюристы и финансовые мошенники: один из основателей и руководителей компартии США и его сын – друзья В.И. Ленина и Ф.Э. Дзержинского – Юлиус и Арманд Хаммеры, немецкий социал-демократ, друг В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого Людвиг Мартенс, шведский банкир и друг Л.Б. Красина Олоф Ашберг, банкир и дядя Л.Д. Троцкого Абрам Животовский, банкир и друг Г. Распутина, агент германского Генерального штаба Дмитрий Рубенштейн, распорядитель черной кассы большевиков, друг и соратник В.И. Ленина Михаил Грузенберг (Бородин), швейцарский социал-демократ, друг В.И. Ленина, агент и связной германского Генерального штаба Фриц Платтен, друг А.С. Парвуса и Я.С. Ганецкого, свояк Г.Е. Зиновьева Самуил Закс и прочие «темных дел мастера».
     Контрабанда и нелегальная продажа за границей бриллиантов – одна из позорных страниц истории большевизма.
     Экспроприированные большевиками ценности большей частью шли на поддержку и финансирование международного коммунистического движения, закупку оружия и обмундирования Красной армии для продолжения братоубийственной Гражданской войны. При этом необходимых мер по предотвращению в стране чудовищного голода и мора советская власть не предпринимала. Когда летом 1920 года на предприятиях северной столицы начались массовые забастовки, а голодные жены и дети рабочих Петрограда и Кронштадта ходили в Советы, требуя хлеба, представители деловых кругов Эстонии предложили торгпредству РСФСР в Таллине наладить поставки в Россию партий зерна и продовольствия, но получили отказ. Один из советских дипломатов цинично, сквозь зубы заявил: «пусть черти, голодают, тогда будут работать»149.
     Глубоко безнравственно и постыдно было и то, что жены и содержанки большевистских вождей выходили в свет и нарочито дерзко демонстрировали присвоенные их мужьями уникальные и баснословно дорогие бриллиантовые украшения, принадлежавшие ранее представителям прежней, дореволюционной элиты. Особо выделялись товарищи Злата Лилина (Зиновьева), Ольга Каменева (сестра Л. Троцкого), Наталья Розенель (Луначарская), Мария Андреева (жена М. Горького), Александра Коллонтай (нарком общественного призрения и полпред), Наталья Седова (Троцкая), Александра Раковская (жена председателя Совнаркома Украины, полпреда в Англии и Франции), Наталья Ломова (жена наркома юстиции) и другие.
* *
     8 апреля 1920 года датская газета «Еxtra-bladet» писала, что сестра ирландского вице-короля госпожа Катлен-Фрэнч, возглавлявшая в Советской России английский Красный Крест и заключенная большевиками в тюрьму, освобождена в числе других 267 английских подданных.
     По возвращении в Лондон Катлен-Фрэнч заявила, что национализированные у нее большевиками бриллианты на весьма крупную сумму были разделены между мадам Троцкой и мадам Фалькенберг (жена председателя комиссии по национализации)150.
     При этом, как уже говорилось выше, под угрозой заключения в тюрьму и смертной казни частным лицам запрещалось иметь в собственности золотые изделия весом (округленно) более 77 граммов и драгоценные камни более трех карат.
* *
Все золото должно быть достоянием республики
     Советской властью поставлено…
     Всякие золотые изделия весом более 16 злотников… поступают (за плату) в казну. Если золотые изделия не будут представлены добровольно к 15 февраля, они будут без всякой платы конфискованы. Кто укажет государству хранящиеся золотые предметы, подлежащие конфискации, тот получит одну треть стоимости золота.
     <…>
     Таким образом, наша республика начинает собирать золото из лап толстосумов…
Красная газета. Петроград. 29.01.1918
     Принимаемые большевиками декреты, как мы видим, предназначались лишь для категорий «бывших», пролетариата и крестьянства, на «совбуров», так в народе прозвали новый, зародившийся в большевистской России правящий класс, то есть «советских буржуев», законы не распространялись.
     Молодая жена наркома А. Луначарского Наталья Розенель в Женеве поражала всех бриллиантами и жемчугами. Ряд именитых ювелиров признали на советской леди драгоценности расстрелянной большевиками императрицы Александры Феодоровны.
     В интервью газете «Пари Миди» Н. Розенель заявила: «Нам остается еще 20–30 лет борьбы».

     <…>
     Большевики щедро финансировали «братские коммунистические партии», поскольку, во-первых, провозгласили, что Советская Россия есть «Отечество мирового пролетариата», которое объединит трудящихся всех стран в «Мировую Социалистическую Советскую Республику»153, во-вторых, рассчитывали и были уверены в том, что революция в ближайшее время победит в большинстве государств Европы и Америки, в противном случае, полагали тогда советские вожди, революция в России обречена на неудачу.
     Выступая 26 октября 1917 года на II Всероссийском съезде Советов, Л.Д. Троцкий заявил:
     «Надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет европейскую революцию... Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу»154.
     С ним был согласен и В.И. Ленин, отметивший в марте 1918 года на VII съезде РКП(б), что «победа нашей революции… если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной…
     Наше спасение… во всеевропейской революции»155.
     Советский разведчик В.Г. Кривицкий70), автор книги «На службе в сталинской разведке», писал: «Ленин был уверен, что большевики, несмотря на свой энтузиазм… не смогут построить коммунистическое общество в России, если трудящиеся передовых стран не придут к ним на помощь»156.
     Об этом же говорила известный лидер международного социал-демократического и рабочего движения итальянка А. Балабанова:
     «Ленин и большевики… были убеждены, что русская революция не сможет выжить, если она не послужит искрой, зажигающей пожары революций… отчасти благодаря этой убежденности вожди большевиков на протяжении последующих трех лет продолжали переоценивать революционные настроения в Западной Европе и даже Америке и пытались создавать их искусственно там, где они не смогли развиться»157.
     В речи на заседании ВЦИК 4 (17) ноября 1917 года В.И. Ленин заявил:
     «Декретировать революцию мы не можем… Мы… поможем народам Запада начать непобедимую социалистическую революцию»158.
    И начал помогать. Из Советской России на Запад на проведение пропаганды, создание коммунистических партий и поддержку международного рабочего движения хлынул нескончаемый поток денежных средств.
     В.И. Ленин находившимся за границей товарищам по партии писал: «Не думайте о средствах. Тратьте миллионы, десятки миллионов… В нашем распоряжении много денег»159.
     «Упоминание Лениным денежных сумм, – писала А. Балабанова, – которые он хотел, чтобы я тратила, было сюрпризом и откровением для меня, хотя я знала, что первыми действиями победившей революционной власти были захват банков, отраслей промышленности и конфискация собственности у дворян и состоятельных людей, включая ювелирные и художественные изделия... Я не видела, чтобы наша пропагандистская кампания… требовала таких больших сумм денег. Я всегда считала… что способы, при помощи которых рабочие освобождают себя, не могут быть спущены сверху. Они должны вытекать из опыта самих рабочих… и из их понимания цели, которой они хотят достичь. Так, мои усилия… были сконцентрированы не на искусственном «подстрекательстве» к революции… а на социалистическом воспитании масс…»160
     И все же «большие суммы денег начали поступать… большая их часть… должна была быть заплачена агентам, которые создавали большевистские движения и газеты по всему миру»161.
     То, что с расходами на мировую революцию большевики не считались, видно также из писем В.И. Ленина полпреду Советской России в Швейцарии Я.А. Берзину:
     «Платите… Денег у Вас много… Дадим еще и еще, без счета. Пишите, сколько»162.
     Или: «К вам едут дельные товарищи. Денег не жалеть…»163
     Помимо финансирования за рубежом коммунистической пропаганды, коммунистических партий и рабочего движения денежные средства шли на разжигание классовой ненависти и социальной розни, забастовки и подкуп должностных лиц, закупку оружия и террористическую деятельность, организацию заговоров и свержение правительств.
     Не успели высохнуть чернила на подписанном 18 (31) января 1918 года советским правительством акте о признании независимости Финляндии, как через неделю в записке члену Коллегии по формированию РККА К.А. Мехоношину В.И. Ленин пишет:
     «Податель (записки. – Прим. автора) – тов. Рахья, старый партийный работник, лично мне известный, заслуживающий абсолютного доверия. Крайне важно помочь ему (для финского пролетариата) выдачей оружия: ружей около 10 000 с патронами, около 10 трехдюймовых пушек со снарядами.
     Очень прошу выполнить, не убавляя цифр»164.
     В дальнейшем на нужды финского пролетариата и революцию в Финляндии пошли еще «25 000 винтовок и 30 пулеметов»165.
     При этом аппетиты Коммунистической партии Финляндии, впрочем, как и других национальных компартий, росли с каждым днем. Так, в письме в Совнарком и ЦК РКП(б) от 12 июня 1920 года председатель финской компартии Э.А. Рахья просил:
     «...Для ведения коммунистической пропаганды и просветительской работы в Финляндии и среди финнов в Скандинавии, Америке и в других странах отпустить драгоценности – как-то: золото, платина или драгоценности… на сумму десяти (10) миллионов финских марок.
     Кроме того… требуется один (1) миллион финских марок для выкупа акций, дабы захватить в свои руки типографии официальных правых социалистических газет, без которых издание коммунистической литературы не является возможным…»166
     Реакция В.И. Ленина на письмо была мгновенной. В резолюции народному комиссару финансов Н.Н. Крестинскому значилось:
     «...Поддерживаю просьбу (финских товарищей). Прошу ускорить удовлетворение... созвониться сегодня.
     18/VI – Ленин»167.
     Небезынтересна записка В.И. Ленина председателю комиссии по делам Туркестана при Совнаркоме тов. Ш.З. Элиаве73), ставшему вскоре полпредом Советской России в Турции и Персии:
     «В Туркестане необходимо спешно создать хотя маленькую, но самостоятельную базу: делать патроны (станки посылаем), ремонтировать воен. снаряжение, добывать уголь, нефть, железо.
     …Денег мы не пожалеем, пошлем довольно золота и золотых иностранных монет, если Вы наляжете на то, чтобы покупать (от английских солдат и офицеров, от купцов через Персию и тому подобное военное снаряжение, а равно иметь через Персию, через Индию и т. п. сношения с Европой и Америкой. …Надо тотчас начать искать преданных людей, способных пробраться в соответствующие приморские пункты и оттуда найти связи с пароходами нейтральных стран, с купцами, с матросами, с контрабандистами и прочее. Вести дело, конечно, архиконспиративно… Оружие, связи с Америкой и с Европой, помощь народам Востока в борьбе с империализмом»168.
     И таких поручений и указаний по удовлетворению нужд «мировой пролетарской революции» не счесть.
     С целью организации международного коммунистического движения в марте 1919 года в Москве состоялся учредительный конгресс Коммунистического Интернационала, ставший «главным штабом мировой пролетарской революции». Председателем Исполкома Коминтерна был избран соратник и друг В.И. Ленина Григорий Евсеевич Зиновьев.
     В заключительной речи на конгрессе Коминтерна «вождь мирового пролетариата» В.И. Ленин заявил:
     «Победа пролетарской революции во всем мире обеспечена. Грядет основание международной Советской республики»169.
     Не менее амбициозен был и Г. Зиновьев, обещавший, что «в течение одного года вся Европа будет коммунистической»170.
     Сразу же после Октябрьского переворота, при финансовой и организационной поддержке большевиков за границей, словно грибы после летнего теплого дождя, стали создаваться просоветские коммунистические партии в Германии, Австрии, Венгрии, Польше, Греции, Финляндии, Голландии и Аргентине (1918); США, Болгарии, Дании и Мексике (1919); Франции, Великобритании, Испании, Турции, Индонезии, Австралии и Уругвае (1920); Италии, Португалии, Швейцарии, Румынии, Чехии, Бельгии, Люксембурге, Швеции, Китае, Монголии и Новой Зеландии (1921); Японии, Бразилии и Чили (1922); Норвегии (1923); Канаде и Венесуэле (1924).
     «Коминтерн, основанный, поддерживаемый и направляемый российскими большевиками, старался распространить свои методы и программы за пределы границ Советского Союза. Он повсюду образовывал коммунистические партии, строил их точно по модели высокоцентрализованной и дисциплинированной партии большевиков, а кроме того, заставлял отчитываться перед генеральным штабом в Москве»171.
     Со всех частей мира, словно слетающиеся на пир стервятники, в Москву стали прибывать представители зарубежных коммунистических партий в расчете заполучить свою часть несметных российских богатств «на дело мировой революции».
     Популярный среди современников журналист Александр Яблоновский писал:
     «Я знаю… (хотя бы из истории смутного времени), что страна, где ослабли все государственные и национальные скрепы, неизбежно становится… «проходным двором» для… авантюристов всего земного шара.
     Я знаю и другое: за большими армиями, идущими на смерть, всегда летят целые тучи жадного воронья; а за кораблем, охваченным эпидемией… плывет стая ненасытных акул.
     …Когда я перебираю в памяти экзотические имена коммунистических иностранцев… поневоле вспоминаю Некрасова:
«Нас, что ни ночь, разоряют станицы,
всякой пролетной, прожорливой птицы»…
     …Сколько этой иностранной птицы пролетает над русской землей? …Я пробовал их сосчитать и сбился со счета…
     - Вот венгерский гражданин Бела Кун, сорвавшийся с мадьярской виселицы и казнивший… несколько тысяч пленных русских офицеров.
     - Вот гражданин Северо-американских Соединенных Штатов Краснощеков75), истребивший в Сибири больше людей, чем татары на Калке.
     - …Еще гражданин счастливой Австрии – Радек172 и граждане прекрасной Франции: Фроссар, Суварин, Садуль173, Шарль Раппопорт.
     …Их тысячи и нет на земном шаре ни одного уголка, откуда не слетелись бы эти черные вороны…
     Хотите еще имен? Позвольте… шведский гражданин Ашберг, немецкий Отто Вольф80), «печальный пасынок природы» финн Рахья и… Котиранта.
     Затем, американский гражданин Вандерлип, румынский гражданин Раковский174 и целая плеяда сынов Альбиона…
     Позвольте мне не перечислять граждан, пожаловавших в Россию из великой небесной Империи, из страны Восходящего солнца, из знойной Индии, из страны «Утренней Прохлады» (Корея), из степной Монголии, из Стамбула, из Тегерана…
     Позвольте… не называть имен из родственной Сербии, освобожденной Болгарии, дружественной Чехии…
     - Право, даже страшно становится, когда вспомнишь сколько у России друзей!
     Но еще страшнее, пожалуй, видеть русское хлебосольство нынешнего Красного Кремля… какое-то «былинное» хлебосольство»175.
     Началось чудовищное разграбление страны. Щедрость большевиков не знала границ. Богатства России шли в ненасытную, прожорливую пасть «мировой революции». И это было в то время, когда истерзанная и измученная Первой мировой и Гражданской войнами Россия пребывала в состоянии ужасающей разрухи и нищеты, а народы России миллионами умирали от эпидемий, голода и холода.
     «Где еще… могло случиться, чтобы какой-то ублюдок Рахья мог приехать в голодную страну и вырвать из голодных ртов миллионы рублей на партийные нужды?
     Где, кроме Советской России, могло случиться, чтобы русский нищий, пожирающий падаль и мертвечину, раздавал золото французам и жирным, как йоркширские поросята, английским коммунистам?»176
     Сотни миллионов золотых рублей, дорогие ювелирные украшения, бриллианты, алмазы, сапфиры и рубины вывозились за границу. Накопленные столетиями российские богатства растворялись в бездне эфемерного коммунистического мироздания.
     Бесконтрольность выдачи денежных и материальных средств в Коминтерне носила систематический и массовый характер, что приводило к злоупотреблениям и хищениям денег и ценностей.
     Секретарь Коминтерна А. Балабанова писала:
     «…Я была свидетелем возникновения той коррупции международного движения, которая стала организованной системой при Коминтерне»177.
     Как порой осуществлялась выдача валюты и ценностей, можно найти в воспоминаниях члена бюро Коминтерна Я.С. Рейха82), известного в коммунистических кругах как товарищ Томас.
     «…Меня как-то ночью вызвал к себе Ленин, – и с места в карьер: «Вы должны ехать в Германию... Ставить работу Коминтерна». <…>
     Инструкции Ленина были кратки: «Возьмите как можно больше денег, присылайте отчеты и, если можно, газеты, а вообще делайте, что покажет обстановка. Только делайте!» …Написал соответствующие записки: Ганецкому, Дзержинскому...
     Ганецкий в это время заведовал… секретной партийной кассой, которая была в личном распоряжении Ленина и которой он распоряжался единолично, по своему усмотрению, ни перед кем не отчитываясь…
     Я знал Ганецкого уже много лет, и он меня принял как старого знакомого товарища. Выдал 1 миллион рублей в валюте, – немецкой и шведской. Затем он повел меня в кладовую секретной партийной кассы... Повсюду золото и драгоценности: драгоценные камни, вынутые из оправы, лежали кучками на полках… В ящике около входа полно колец. В других золотая оправа, из которой уже вынуты камни. Ганецкий обвел фонарем вокруг и, улыбаясь, говорит: «Выбирайте!» Потом он объяснил, что это все драгоценности, отобранные ЧК у частных лиц, – по указанию Ленина, Дзержинский их сдал сюда на секретные нужды партии…
     Мне было очень неловко отбирать: как производить оценку? Ведь я в камнях ничего не понимаю. «А я, думаете, понимаю больше? – ответил Ганецкий. – Сюда попадают только те, кому Ильич доверяет. Отбирайте на глаз, – сколько считаете нужным. Ильич написал, чтобы Вы взяли побольше...». Я стал накладывать, – и Ганецкий все приговаривал: берите побольше, – и советовал в Германии продавать не сразу, а по мере потребности. И действительно, я продавал их потом в течение ряда лет... Наложил полный чемодан камнями, – золото не брал: громоздко.
     Никакой расписки на камни у меня не спрашивали, – на валюту… расписку я выдал...»178
     Было немало случаев, когда выданные из кассы Коминтерна деньги и ценности не доходили по назначению. Например: «В 1919-м году в США драгоценности вез некий Бородин (соратник В.И. Ленина, в дальнейшем советский консул в Мексике. – Прим. автора). Подозревая, что за ним следят, он попросил попутчика-австрийца доставить его чемоданы в Чикаго. Ищи ветра в поле! У дамы, переправлявшей в Стокгольм два чемодана с камнями, один украли… Были случаи, когда вместе с камнями исчезали и сами агенты Коминтерна. Так с двумя крупными рубинами для компартии Франции в Германии пропала… люксембургская журналистка. Ходили слухи, что вскоре дама купила поместье»179. Осенью 1921 года прибывший из США делегат III конгресса Коминтерна Есихара Таро был направлен Москвой в Японию для установления связи с местными коммунистами. С собой он вез драгоценные камни на крупную сумму, предназначавшиеся на финансирование мероприятий по созданию коммунистической партии Японии, однако доверенные ему средства не довез180.
     Следует отметить, что «большинство зарубежных компартий тратили деньги Коминтерна без всякой экономии. К примеру, в феврале 1921-го Томас привез в Германию 25 млн марок и драгоценности на 37 млн рублей. Но уже в июне компартия Германии (450 тыс. человек) не имела денег даже на почтовые марки. «Некоторые товарищи прямо и открыто говорят, что как только у партии не будет субсидий от Коминтерна, то она распадется, ибо все теперь работают, рассчитывая на жалование», – сообщала Ленину Е. Стасова.
     Пришлось выделить еще 50 млн марок»181.
     В Москве то и дело из-за отсутствия должного финансового порядка и непомерных расходов Коминтерна возникали скандалы.
     Летом 1922 года на заседании ЦК РКП(б) «группа видных коммунистов из оппозиции обратилась к председателю исполкома Ш Интернационала Зиновьеву с просьбой ознакомить собрание с деятельностью финансового отдела, т.к. расходы, производимые исполкомом, вызывают различные толки среди членов партии. Зиновьеву было указано, что миллионы золотых рублей, полученных им из госбанка, не дают никаких результатов по «раздуванию мирового пожара», и пролетариат всего света удивлен богатством золотого запаса Коминтерна. Секретарь Ц.К. Стасова-Яковлева пыталась смягчить выдвинутое против Зиновьева обвинение в безотчетном расходовании народных сумм и предложила членам «оппозиции» не срывать заседание внеочередными выступлениями.
     …Представитель объединенного союза углекопов, крикнул тогда Стасовой-Яковлевой, что «рабочие Донбасса требуют отчета от члена партии, а не от председателя исполкома. Тут нет председателей и секретарей – а только равные члены Р.К.П. Это не правление НЭП, а заседание Ц.К. партии».
     Поднялся взволнованный Зиновьев и стал доказывать целесообразность трат. Выяснилось, что на подготовку международного пролетариата в Генуе было истрачено 3 миллиона золотых рублей... а на поддержание революционного духа у сторонников националиста Индии – Ганди 7 миллионов. Много говорил Зиновьев о китайских и японских коммунистах, которых, по его словам, насчитывается до 200 000, но еще больше воспевал «кратер» германской революции – Польшу, где, мол, все подготовлено для «извержения» народного гнева!
      Все отчаянные попытки оправдаться ни к чему не привели. Получился раскол, и «оппозиция» потребовала отчета в более решительной форме: если Зиновьев не даст сведения о деятельности исполкома, то ее члены опубликуют за границей документы, имеющееся в их распоряжении, из коих видно, что 30 миллионов золотых рублей «бездокументны»... Ц.К. партии, по словам корреспондента газеты «За Свободу», назначил контролеров за границу для наблюдения за деятельностью отделов Коминтерна»182.
     О серьезных нарушениях финансовой дисциплины говорилось в докладе Н.И. Бухарина Коминтерну и президиуму РКП(б) по результатам проведенной проверки деятельности за рубежом представителей Коминтерна и денежных средств его кассы.
     Под давлением полпреда и торгпреда Советской России в Великобритании Л.Б. Красина был поставлен вопрос о расследовании обстоятельств, повлекших крупные «нерациональные расходы» Коминтерна по распоряжению Г.Е. Зиновьева, К.Б. Радека, Н.Н. Нариманова и Ф.А. Ротштейна.
     «Зиновьеву, заплатившему только одним секретным сотрудницам Коминтерна в Англии и Франции за 1922 год 3,5 миллиона золотых рублей и купившему бриллиантовый кулон за 150 000 рублей сотруднице А. Ганзен86), предъявляется обвинение в нецелесообразности израсходования указанных сумм.
     Садуль не может отчитаться в израсходовании 1 400 000 рублей золотом, выданных для организации массового движения во французских колониях.
     Радек не представляет оправдательных документов в расходовании денежных средств, полученных от агентов Коминтерна во время своей последней поездки за границу, когда ему было поручено субсидировать организации Коминтерна в Египте, Болгарии и Турции.
     Северину предъявляется обвинение в халатном отношении с деньгами, вследствие чего касса Коминтерна потерпела большие убытки.
     Руководителям отдела заграничной агитации Нориманову (Нариманову. – Прим. ред.) и Ротштейну, не представившим отчета еще за 1921 год, предлагается прекратить дальнейший отпуск средств…
     Общая сумма непроизводительных расходов, произведенная вышеуказанными лицами, по докладу Бухарина, превышает 27 миллионов рублей золотом»183.
     Кроме того, в советской и зарубежной прессе сообщалось, что коммунисты-хозяйственники представили в ЦК и Политбюро РКП(б) обширную докладную записку «с указанием на обременение государственной казны расходами из золотого запаса и валютного Фонда по удовлетворению кредитных ассигнований Коминтерну, которые производятся в принципе займа Коминтерном у правительства СССР. Из докладной записки видно, что за истекшие 1921 и 1922 годы 45 проц. золотого и валютного запаса казны были употреблены исключительно на удовлетворение требований Коминтерна в ущерб государству, нуждающемуся в золоте и иностранной валюте для расходов, связанных с обороной страны и восстановлением государственного хозяйства». Докладная записка предлагала «сократить отпуск средств Коминтерну и оградить специальный фонд Наркоминдела от покушений на него со стороны Коминтерна»184.
     Злоупотребления и коррупция в Коминтерне вызывали в советском обществе серьезную обеспокоенность. Осенью 1923 года по Москве были распространены прокламации, в которых коммунисты и беспартийные требовали от ЦК РКП(б) «дать отчет об израсходовании народных денег по поддержке заграничных организаций, указывая на ряд злоупотреблений со стороны чинов ЦК и Коминтерна»185. В прокламации приводились данные, указывающие, «что последние командировки Радека и Бухарина в Европу оплачивались по 300 рублей в сутки золотом и что совершенно бесцельно израсходовано в целях внешней политики… в 1923 году 9 миллионов золотом»186. Расходы Коминтерна сопоставлялись «с финансовым кризисом, вследствие которого государственная промышленность должна сокращать производство выбрасывая десятки тысяч безработных», а «многие отрасли государственного хозяйства, – отмечалось в прокламации, – находятся на грани краха»187. Далее перечислялись «злоупотребления Радека, Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Залуцкого, Кверинга и Молотова, которые именуются аристократией от коммунизма и паразитами, живущими за счет тяжелого труда рядовых рабочих-коммунистов»188.
     В прокламации выдвигались требования представить партии подробный отчет о финансовой деятельности Коминтерна, «рассмотреть выставленные рабочими-коммунистами обвинения против членов ЦК, и прекратить дальнейшие денежные ассигнования Коминтерну вплоть до созыва 13 съезда партии»189.
     Ввиду повышенного общественного внимания, вызванного скандалом из-за непомерных трат Коминтерном бюджетных средств, в ноябре 1923 года состоялось совещание ответственных работников РКП(б) и Коминтерна, на котором выступил народный комиссар финансов Г.Я. Сокольников190.
     В своем выступлении нарком объявил «о чрезмерности грандиозных финансовых требований, какие предъявляют в последнее время руководители Коминтерна Зиновьев и Нариманов».
     «При нынешнем положении советского бюджета, – отметил нарком, – расходы Коминтерна, которые за последние месяцы достигли чуть ли ни одной трети расходов бюджета, совершенно не под силу финансовому ведомству»191.
     Вскоре после совещания «рабочая группа» РКП(б), возглавляемая народным комиссаром труда в первом правительстве Советской России А.Г. Шляпниковым, нелегально выпустила и распространила среди красноармейцев и рабочих Москвы и Петрограда брошюру, в которой в разделе «Государственный золотой фонд и вынужденная оппозиция союзного наркомфина» указывалось, что «почти две трети золотого фонда идут исключительно на бессмысленные авантюры Зиновьева, проводимые с одобрения ЦК РКП»192. Приводились факты субсидирования русским золотом иностранных компартий, отмечалось, что даже расходы в Африке за 1923 год составили «480 000 золотых рублей, а между тем российский пролетариат переживает жесточайший развал хозяйства и, страдая от экономического кризиса, голодает из-за низких заработных плат»193.
     Появление недовольства среди служащих Наркомата финансов, отмечалось в брошюре, «вызвано переутомлением работников этого учреждения от ежедневного противодействия, оказываемого ими при постоянных нападках на государственный золотой фонд со стороны Зиновьева и кучки иностранцев-паразитов, забывших разницу между своим и чужим карманом»194.
     Следует отметить, что еще долгие годы национальные богатства страны, накопленные не одним поколением россиян, большевики будут расхищать и вывозить за границу, транжирить легкомысленно и преступно!
     «Когда миллионы людей умирали с голода, когда матери убивали и съедали своих детей, когда люди питались отбросами отхожих мест, ели глину и павший скот, когда ВЦИК и Совнарком униженно кланялись Европе и Америке, прося помощи и говоря, что своими средствами Совправительство не в силах побороть бедствие, – для Коминтерна миллионные суммы находились всегда…»195.

     Гохран (Государственное хранилище ценностей Российской Социалистической Федеративной Советской Республики) был учрежден 3 февраля 1920 г. постановлением Совета народных комиссаров для «централизации, хранения и учета всех принадлежащих РСФСР ценностей»4.
     В соответствии с постановлением Совнаркома в течение трех месяцев всем учреждениям Советской России предписывалось сдать золото, камни и пр. во вновь образованное хранилище5.
     В октябре 1921 в Гохран были сданы и хранившиеся на складах ВЧК многочисленные ценности.
     В Гохране собрались несметные богатства тысячелетней России Управляющим новым учреждением был назначен Евгений Левицкий.
     В апреле 1921 года ЦК большевистской партии назначило своим представителем (уполномоченным) в Гохран Якова Юровского, получившего широкую известность как один из руководителей расстрела в июле 1918 года в Екатеринбурге российского Императора Николая II и его семьи. После устроенной большевиками постыдной бойни Юровский лично снял с тел убитых драгоценности, приехал в Москву и «передал их коменданту Кремля Малькову. …Больше этих сокровищ никто не видел...»6
     С момента основания деятельность Гохрана являлась строго охраняемой государственной тайной. Информации о находившемся в Гохране золоте не имело даже руководство Госбанка, ценностями распоряжался лично председатель Совнаркома В. Ленин, а после его смерти генеральный секретарь партии большевиков И. Сталин.
     Отпуск ценностей осуществлял 28-летний заместитель наркома финансов, в прошлом пассажир «пломбированного вагона», А. Альский (Мальский).
     16 мая 1921 года уполномоченный ЦК по Гохрану Я. Юровский информировал В. Ленина о масштабных хищениях. Ценности выдавались без надлежаще оформленных бумаг (без подписи должностных лиц, печати или вообще по телефонному звонку)7.
     К примеру, некто Красина-Лушникова по записке получила из Гохрана бриллиантов на 11 497,80 карата!
     По расчетам Юровского, ежедневно из Гохрана похищалось до 500 тыс. рублей золотом.
     В тот же день негодующий от происходящего В.И. Ленин поручил чекисту Глебу Бокию провести строгое расследование.
     Расследование было недолгим, уже 28 мая 1921 года Г. Бокий представил В. Ленину подробный доклад о положении в Гохране – личном составе, структуре, случаях хищений – и перечень прежних судебных дел8.
     Дело Гохрана широко освещалось в советской и зарубежной прессе. Газета «Сегодня» писала:
     «…Военная коллегия Верховного трибунала ВЦИК в течение 5 дней… разбирала дело о систематических хищениях из государственного хранилища ценностей республики «Гохран» служащими этого учреждения.
По делу привлекались 64 человека, из которых явилось на суд, остальные скрылись.
     Предварительное судебное следствие установило вопиющую картину бесхозяйственности и бесконтрольности, которые царили в этом учреждении, благодаря чему производились хищения на колоссальные суммы.
     У многих обвиняемых были обнаружены похищенные ценности на сумму в несколько миллиардов рублей; так, например, отобранные у старшего инспектора Авепшкьянца бриллиантовые, золотые, платиновые и серебряные вещи, оцениваются в 15 миллиардов рублей.
     Для того чтобы совершать эти хищения, оценщики «Гохрана» и приставленные к ним инспектора РКИ входили в соглашения и брали, что хотели, благо отчетности по этим колоссальным ценностям никакой не велось.
     Девятнадцать главных виновников приговорены к расстрелу:
     Инспектора РКИ: Авепшкьянц, Волкин, Белов, Поляков, Антипин, Щебенков и Балахнин.
     Оценщики: Шелехес, Пожамчи, Владимир и Николай Петровы, Власова, Шадеев, Кочнев и Лукичев.
     Пом. зав. серебряным отделом Кузнецов, рабочие Миронов и Добролюбова и председатель реввоентрибунала Виндавской ж.д. Пахомов, пытавшийся за взятку в 40 млн. руб. спасти от расстрела обвиняемого Белова.
     35 чел. приговорены к различным срокам лишения свободы и заключения в концентрационный лагерь, в том числе управляющий «Гохраном» Левицкий, секретарь трибунала Сорокин и др.
     Приговор над осужденными к расстрелу приведен в исполнение в тот же день»9.

* *
     В.И. Ленин – заместителю наркома финансов А.О. Альскому:
     «…Если в кратчайший срок дело в Гохране не будет переорганизовано так, чтобы вполне исключить возможность хищений… то замнаркомы и все члены коллегии НКфина будут привлечены не только к партийной, но и уголовной ответственности»10.
     <…>
     Несмотря на разразившийся скандал с причастностью к хищениям в Гохране известных большевиков-ленинцев, никто из высших партийных и советских деятелей к уголовной ответственности привлечен не был.
     Расстреляли рядовых исполнителей хищений: управляющего Гохраном дворянина Е. Левицкого, заведующего серебряным отделом дворянина Д. Габриэльса и известных в дореволюционной России ювелиров, работавших в Гохране в качестве оценщиков, Я. Шелехеса, Н. Пожамчи, М. Александрова и Н. Петрова11.
     Следует отметить, что документов о работе Гохрана осталось не много, к тому же они все носят фрагментарный характер. Совершенно очевидно, что в советский период дело Гохрана неоднократно и тщательно зачищали, пытаясь скрыть масштабы хищений и причастность к ним большевистских вождей. Несмотря на это, фамилии расхитителей несметных богатств тысячелетней Российской империи хорошо известны – это В. Ленин и его камарилья: Г. Зиновьев, Л. Красин, Л. Троцкий, И. Сталин, К. Радек, Л. Каменев, Я. Ганецкий, Н. Крестинский, И. Гуковский, Ф. Дзержинский, М. Литвинов, А. Луначарский, В. Воровский, Н. Крыленко, Л. Карахан и другие.

     Альберт Пирро, впрочем, как и подавляющее большинство аферистов и мошенников всех времен и народов, причислял себя к касте особых людей, он уверовал в собственную непогрешимость, умение найти выход из самой сложной и запутанной ситуации. Данные ему свыше способности убеждать и манипулировать людьми Пирро с постоянством использовал в повседневной жизни.
     Возвратившись из Советской России на родину, Пирро попал в совершенно иное неведомое ему общество. Преобразования в Европе, вызванные Первой мировой войной и захватом в России большевиками власти, привели к образованию Латвийской Республики, взявшей курс на построение демократического общества. Любой житель Латвии получил возможность свободного выбора профессии, иметь собственное дело и достойный заработок, быть хозяином своего дома, земли и орудий труда; в политической сфере быть членом той партии или союза, которые отвечали его мировоззрению и интересам. Все это, коренным образом, отличалось от происходящего в Советской России, где свирепствовали коммунистическая деспотия, террор и насилие, а несогласных с политикой большевиков убивали миллионами. Это все возводилось в ранг государственной политики, когда не только дворянина, но и человека труда делали нищим, лишали свободы, принуждали к покорности и непосильному физическому труду за символическую плату, способную, в лучшем случае, дать возможность выжить в условиях всеобщего хаоса, разрухи, болезней и голода.
     Находясь в России на большевистской службе, Пирро вкусил низменных, растлевающих и развращающих личность принципов главенства силы, вседозволенности и безнаказанности, человеконенавистнической идеологии псевдо- (ленинского) коммунизма, поэтому, вернувшись на родину, встроиться в мирный ритм латвийского общества не смог. Некогда пришедшийся ему по душе и близкий по духу лозунг большевиков: «Грабь награбленное» остался принципом всей его дальнейшей жизни.
     Мздоимство, стяжательство, любовь к роскоши и расточительству стали обыденными явлениями в жизни и деятельности чекиста Альберта Пирро. От этой ставшей ему привычной «романтичной, респектабельной и чертовски привлекательной» жизни он отказаться уже не мог.

   В дальнейшем выяснилось, что 12 января 1924 года А. Пирро направился в Литву1. Там он посетил ряд редакций ковенских периодических изданий. Среди них – редакции журнала «Балтийский альманах» и газеты «Эхо»2.
     По воспоминаниям редактора журнала «Балтийский альманах» Евгения Шкляра и издателя А.С. Рискина, к ним явился «грузный, высокого роста господин в шинели военного образца, с круглым, полным лицом. Он отрекомендовался как Альберт Пирро, в прошлом сотрудник известной петербургской газеты «Новое время», а после захвата в России большевиками власти – дальневосточных газет»3.
     Пирро в жутко леденящих душу красках повествовал о бесчинствах, творимых большевиками, и зверствах ЧК, о своей героической работе корреспондента демократических газет, о преследовании его властями и чудодейственном спасении из тюремных застенков ВЧК.
     В завершение воспоминаний, Пирро просил коллег помочь материально, поскольку после возвращения на родину, в Латвию, он также был подвергнут гонениям по политическим мотивам, так как придерживается монархических взглядов, за что его и выслали из страны, не дав времени даже взять с собой деньги и вещи.
     Пораженные «суровой правдой жизни», расчувствовавшиеся коллеги, сами испытывавшие финансовые затруднения, изыскали возможность и безвозмездно, с чувством неловкости и стыда, что больше не могут, просили принять восемь долларов4.
     Благодарный Пирро тут же предложил журналу имеющиеся в его распоряжении сенсационные мемуары последнего Императора России Николая II. В случае выплаты аванса, гарантировал редакции передачу мемуаров, после их получения из Риги. Находившийся под гипнотическим воздействием Пирро редактор «Балтийского альманаха» тут же согласился с предложением и выдал требуемую сумму.
     Удалось ли Пирро обмануть еще кого-либо из ковенского журналистского сообщества, не известно, не многие решились публично признать, что стали жертвой мошенника.
     Вскоре Пирро исчез и никто его более в Ковно не видел.
     Пытавшийся разыскать Пирро редактор «Балтийского альманаха» Евгений Шкляр направил по оставленному мошенником адресу письмо, но получил его обратно «с лаконической надписью: «L’adresse inconue»6 (адрес не известен).

     Когда пребывание Альберта Пирро в литовской столице стало небезопасно, ввиду угрозы его разоблачения, он покинул Ковно и перебрался в провинцию, где нашел прибежище в старинном, живущем тихой, размеренной жизнью городе Шауляй.
     Вскоре несколько проживающих в городе представителей латышской диаспоры стали жертвами «прожженного мошенника». Этим мошенником оказался недавно прибывший из Латвии соотечественник Альберт Пирро.
     О себе Пирро охотно рассказывал окружающим, что в начале Первой мировой под псевдонимом Ренников писал патриотические статьи в газете «Новое время». Со слов Пирро, он убежденный сторонник и защитник российской монархии, за свои убеждения подвергался преследованию латвийскими властями. Проявив бессердечие, они выслали его из страны за монархическую деятельность. В подтверждение своих слов, особо любопытным, Пирро демонстрировал латвийский паспорт, с проставленной там отметкой о депортации. И все же должного сочувствия и финансовой помощи, на что так рассчитывал Пирро, он от соотечественников не получил.
     Несмотря на отсутствие постоянного заработка, Пирро тем не менее вел праздный образ жизни, собирал вокруг себя компании и рассказывал различного рода удивительные истории.
     Однажды Пирро доверительно сообщил окружающим, что встретил крестьянина, который нес похищенную в московской Третьяковской галерее картину знаменитого фламандского художника ван Дейка. Несомненно, почти шепотом говорил он, крестьянин даже и не подозревает, какое бесценное произведение искусства находится в его руках и кто является автором картины, а посему не знает ее истинной стоимости. Пирро утверждал, что крестьянин отдаст картину лат за 100 (2 500 руб.), а если в дальнейшем ее перепродать, то можно заработать большие деньги.
     Пирро обошел несколько латышских семей, которым предложил план действий. Так как у него самого денег не было, он выразил готовность за небольшой процент стать посредником в сделке купли-продажи картины.
     Немало соотечественников поверили Пирро и предоставили ему требуемую сумму. Через несколько дней Пирро опять явился к ним и сказал, что крестьянин уже продал картину одной даме. Но и у нее картину можно купить, только несколько дороже. Желающие стать владельцами бесценного полотна, не раздумывая, дополнительно передали Пирро требуемую сумму.
     Мошенничество вскрылось, как это всегда бывает, совершенно неожиданно. Но в данном случае оно сопровождалось определенным комическим сюжетом.
     Прибыв в Шауляй, Пирро нашел приют у оставшейся без мужа дворничихи, у которой также не постеснялся выманить деньги «на покупку картины». Поскольку Пирро не работал и находился у нее на содержании, дворничиха крайне удивилась, когда однажды вечером он принес домой две бутылки водки, взятые им якобы с опрокинутого продовольственного воза. Несмотря на поздний морозный вечер, предприимчивая хозяйка отправила сына на поиски бесхозного добра, но тот ничего не нашел. На следующий день Пирро вновь возвратился домой с водкой, пояснив, что обнаружил ее в снегу на том же самом месте, где и вчера. Раздосадованная дворничиха набросилась на нерадивого сына и надавала ему тумаков за то, что не умеет искать. На третий день Пирро явился в дом к сожительнице совершенно пьяный и принес пострадавшему накануне сыну хозяйки яблоки и конфеты, взятые им якобы со стола латвийского консула, праздновавшего именины.
     На следующее утро на вопрос дворничихи о судьбе картины ван Дейка и ее кровных денег Пирро, не успевший еще прийти в себя после попойки, заявил, что купленное им у дамы полотно он передал латвийскому консулу для отправки в Ригу и дальнейшей продажи.
     Почувствовав неладное и заподозрив сожителя в неискренности, дворничиха заявилась в латвийское консульство и потребовала возвратить ей картину.
     Тут-то и выяснилось, что консул в Шауляе господин Пуйке ни в каких дружеских отношениях с Пирро не состоит и ничего о сделке не знает. Более того, консульство само стало жертвой обмана со стороны Пирро, получившего из кассы консульства 100 лит.
     На обратном пути возмущенная до глубины души дворничиха упрекала себя за то, что доверилась Пирро – этому мошеннику и проходимцу, корила себя, что из жалости и сострадания предоставила ему стол и приют. По возвращении домой дворничиха собиралась пристыдить сожителя и выставить его с позором за дверь.
     Но случилось все иначе, Пирро, предчувствуя неизбежное разоблачение, исчез...
     Облапошенные аферистом шауляйские латыши попытались было разыскать Пирро и вернуть присвоенные им мошенническим путем деньги, но все их попытки, увы, не увенчались успехом. Единственное, что им удалось, – это узнать, что Альберт Пирро никакой не монархист, а, наоборот, в прошлом большевик-экспроприатор. Отсюда родилась новая легенда о нем: такую подлость мог совершить только коммунист, кем в прошлом был Альберт Пирро – секретарь главаря латышских коммунистов Петра Стучки.
     Эту удивительную историю опубликовала на своих страницах 18 марта 1924 года латышская газета «Яунакас Зиняс», сообщив читателям, что криминальной полиции Альберт Пирро «известен как промышляющий с давних времен ловкий мошенник».

     Рижская центральная тюрьма не то место, которое располагает к литературному творчеству. И все же Альберт Пирро нашел в себе силы и к моменту своего освобождения написал брошюру «С мечом, огнем и красным флагом», а также серию очерков под названием «Я раскаиваюсь и проклинаю!»19.
     В брошюре «С мечом, огнем и красным флагом» А. Пирро писал:
     «Коммунизм нельзя уничтожить тюрьмами, репрессиями и белым террором…
     …Красное чудовище коммунизма… можно [обезвредить]… только с помощью зеркала, в котором надо показывать лицо воплощения теории Маркса со всеми его отвратительными зловонными… нарывами. Роль этого зеркала может выполнить живое и печатное слово.
     …Не нужно обманываться, что коммунизм исчезнет сам по себе или, говоря другими словами – умрет естественной смертью. Слишком глубоко он уже пустил свои корни в почве нашей планеты. Слишком заманчивы лозунги, озвученные его воплотителями, они как магнит тянут к себе массы… чтобы потом их сжечь в… раздутом пламени.
     Уже много написано о том, что происходило и происходит в Советской России. Отображено множество картин из жизни этой нововозведенной страны со всем ее красным террором, угрозами голода и эпидемий, разнузданными… оргиями комиссаров и других руководителей, схожесть которым нельзя найти в истории со времен Нерона, с огромными хищениями, ограблениями и обманом народа и государства, перед которыми… затмеваются все раннее известные миру аферы.
     …Призывы к протесту надо умножить в тысячи и тысячи раз. Против каждого нового лозунга, который оглашает III Интернационал, надо создать противостояние, в котором, как на ленте кинематографа, необходимо демонстрировать другую сторону медали. Только так станет возможным успешная борьба против злейшего врага культуры и человечества – коммунизма…»20
     Что же, сказано эмоционально ярко, красиво и доходчиво. Чувствуется не только профессиональное перо, но и предрасположенность автора к обобщению и философскому мышлению.

Послесловие
     Коммунистическая пропаганда десятилетиями формировала образ чекистов как лучших из революционеров-большевиков, людей высокоморальных и чистоплотных, отзывчивых на беду и чутких к человеческой боли, людей «с горячим сердцем» и «чистыми руками». На самом деле чекисты-дзержинцы, в своем большинстве, были люди безыдейные, небескорыстные, нередко прожженные циники и негодяи.
     Ввиду отсутствия поддержки среди населения и нежелания добропорядочных граждан работать в ВЧК, туда на службу шли всякого рода авантюристы, пройдохи, жулики и прощелыги, воры, насильники, наркоманы и пьяницы. Многие из них ранее имели проблемы с законом, отбывали тюремные сроки и каторгу за политические и уголовные преступления.
     Хорошо просматривается мотивация этих людей. Среди них единицы, кого можно назвать идейными большевиками, подавляющее большинство – люди малообразованные, а то и просто безграмотные. Одни шли на службу в ЧК с целью удовлетворения собственных амбиций – возможности возвыситься над другими: властвовать и повелевать, казнить и миловать. Иные трудоустраивались ввиду банального желания выжить в условиях всеобщего хаоса и неразберихи, разрухи, голода и эпидемий. При этом преобладали чисто меркантильные соображения: получение продовольственного пайка, керосина, дров, вещевого и денежного довольствия. Были и те, кто, претворяя в жизнь лозунг большевиков: «Грабь награбленное», шел в ЧК обогатиться за счет проводимой в стране экспроприации и продразверстки. Немало злоупотреблений отмечалось при проведении чекистами обысков. Нередко ими изымались и присваивались ценности, деньги и шубы, сервизы, столовое серебро и дорогие иконы, продукты питания и спиртные напитки. С тем чтобы высвободить и захватить приглянувшуюся жилплощадь, отдельные чекисты фабриковали в отношении ее прежних хозяев контрреволюционные дела, отправляя их на расстрел или в концлагеря. Чекисты – расстрельных дел мастера – после исполнения смертных приговоров присваивали и распродавали одежду убитых.
     С укреплением советской власти и развернувшейся борьбой руководства партии «за чистоту рядов», таких чекистов-коммунистов: бандитов, мародеров, казнокрадов и взяточников – становилось все меньше и меньше. Их зачистка окончательно была осуществлена в период массовых репрессий в 1937–1938 годах.
     Руководство ВЧК не скрывало, что в ее ряды проникали и активно действовали уголовные элементы. Кадровая проблема была постоянной головной болью Ф. Дзержинского. Дело в том, что на службу в ВЧК шли неохотно даже идейные коммунисты: «…есть еще товарищи, которые… в стороне от этого дела, считая для себя позорным и унизительным принять участие в… работе по обеспечению успеха борьбы Советской власти с контрреволюцией»1.
     При этом главный идеолог ВЧК М. Лацис, оправдываясь, писал:
     «…Работа Чрезвычайных Комиссий, протекающая в обстановке физического воздействия, привлекает аферистов и просто уголовный элемент, которые, пользуясь именем сотрудника Чрезвычайных Комиссий, шантажируют, вымогают, набивая свои карманы»2. Это, отмечал М. Лацис, происходит, «хотя установленный строгий режим… грозит расстрелом всякому примазавшемуся дельцу или бандиту, а то просто и сотруднику-коммунисту, если он позорит Чр. Ком. и Советскую власть… нужно смотреть в оба, чтобы… не затесался бывший охранник и бандит, записавшийся всеми правдами и неправдами в коммунистическую партию и представляющий партийный билет в прикрытие своей подлинной физиономии.
     Как бы честным ни был человек и каким бы кристально-чистым сердцем он ни обладал, работа Чрезвычайных Комиссий, производящаяся при почти неограниченных правах и протекающая в условиях, исключительно действующих на нервную систему, дает себя знать.
     Только редкие из сотрудников остаются вне влияния этих условий работы! …Работа Чрезвычайных Комиссий затирает людей, делает из них расслабленных неврастеников и аферистов»3.
     Злоупотребления и коррупция среди чекистов носили массовый характер. Приводимые в настоящей книге материалы об Укр и СибЧК – тому яркое подтверждение.
     Кроме того, изнурительная работа без отдыха, ночные допросы и бдения, пытки и издевательства над заключенными и массовые расстрелы негативно сказывались на психике чекистов. У многих наблюдались расстройства психики, имели место суициды, кто-то пытался найти спасение от преследовавших их кошмаров в беспробудном пьянстве, кто-то в употреблении наркотиков.
     Латышский стрелок Альберт Пирро – один из ярких представителей той сложной исторической эпохи. Оказавшийся отрезанным от отечества и родных (в период Первой мировой войны территория Латвии была оккупирована кайзеровской Германией), он будучи человеком аполитичным, но с криминальными наклонностями, поступил на службу к большевикам, поскольку альтернативы выжить в условиях начинающейся Гражданской войны у него не было.
     Коммунисты-интернационалисты и желавшие отмщения, притеснявшиеся прежней царской властью отдельные представители еврейской, латышской, эстонской, литовской, польской и финской наций, по сути большевистские наемники, «огнем и мечом» устанавливали на территории прежней Российской империи советскую власть. Они грабили, насиловали и убивали. Нормы морали и нравственности, совести и чести, уважение к вероисповедованию и национальным традициям коренного населения ими презирались и отвергались. Все они с упоением и дикой ненавистью участвовали в разграблении и уничтожении провозглашенной после Февральской революции 1917 года Российской Республики.
     При этом были физически истреблены национальные элиты народов Центральной России, Украины, Белоруссии, Бессарабии, Сибири, Дальнего Востока, Грузии, Армении, Азербайджана, Средней Азии и Казахстана. То, что не удалось сделать противникам России в Первой мировой войне, за три года осуществили большевики и их интернационалисты.
     Работа секретным сотрудником ВЧК для афериста А. Пирро стала забавным и приятным ремеслом. Жизнь превратилась для него в непрерывный праздник – «дипломатические приемы», рестораны, женщины. Однако это был пир во время чумы за счет сотен и тысяч им обманутых, обобранных и убиенных.
     В своей провокаторской деятельности чекист Пирро аморален, коварен, жесток и беспощаден. Однако молод и полон сил, он верит в удачу и вечную счастливую звезду…
     Но всему приходит конец.
     В Москве на Лубянке начинают расследовать громкие дела о масштабных хищениях ценностей в Гохране, продовольствия, медикаментов и денежных средств в Центроэваке. Поступает информация о возможной причастности А. Пирро к различного рода злоупотреблениям и аферам. Пирро арестовывают. Рушится карьера секретного сотрудника ВЧК, из «графа», «князя», «высокопоставленного иностранного дипломата» он становится рядовым советским гражданином – заключенным Лубянской тюрьмы…
     С тем чтобы спастись от расстрела и начать новую жизнь, Пирро бежит из Советской России в Латвию. На оставшиеся от экспроприаций и афер деньги продолжает кутить в роскошных рижских ресторанах и наслаждаться плотскими утехами в местных борделях.
     Пирро вступает на путь двурушничества. Он одновременно работает на советскую разведку и латвийскую контрразведку...
     Пирро разоблачают как «советского шпиона», но Лубянка отказывается признать его своим. Пирро становится никому не нужным и всеми презираемым изгоем.
     Постепенно он опускается на дно социальной жизни. Время от времени его упоминает местная латвийская пресса в хронике криминальных событий как чекиста-провокатора и неоднократно судимого за мошенничества афериста.
     Изучая публикации зарубежной прессы, автор книги обнаружил любопытное сатирическое стихотворение, своеобразное признание (исповедь) всех этих чекистов-перевертышей – аферистов, мошенников, взяточников и казнокрадов:

Выхожу на красную дорогу...
Финский нож за поясом блестит.
В Бога я не верю, слава Богу,
Совесть спит – и чужд мне ложный стыд.

Ничего от жизни не хочу я,
Был бы Маркс и был бы капитал.
Задушив последнего буржуя,
Я теперь и сам буржуем стал.

Для меня «жилплощадь» – вся Россия:
Из «совграждан» жилы я тяну.
Пьян, богат и блюда жру такие,
Что не ел и барин в старину.

Будет день, покончу с Марксом счеты, –
С капиталом двинусь в дальний путь:
После долгой жертвенной работы,
Хорошо б – «забыться и заснуть».
Лоло, Ницца, 1929 год

     Преступления коммунистического режима осуждены цивилизованным сообществом. Вместе с тем у определенной части жителей нашей страны имеют место ностальгические прокоммунистические настроения, они идеализируют былое, вспоминают и восхищаются чекистами, полагая, что в те времена были созданы и действовали лучшие в истории тысячелетней России органы госбезопасности, при этом, однако, у них нет осознания, что «эффективность и сила» ВЧК-ОГПУ-НКВД заключались в праве чекистов-коммунистов безнаказанно насиловать, грабить и убивать!

Содержание
Предисловие . . . . 6
Часть 1. Исповедь чекиста
Глава I
Чекист Альберт Пирро
В редакции газеты «Слово» . . . . 20
Покаяние чекиста . . . . 22
Эффект разорвавшейся бомбы . . . . 23
Кто он, Альберт Пирро? . . . . 26
Глава II
В эпицентре революционных событий. Петроград, 1917 год
В преддверии Октябрьского переворота . . . . 34
Кто и как грабил Зимний дворец . . . . 36
Глава III
На чекистской службе в Петрограде и Москве
Чекистами становятся, а не рождаются . . . . 51
Комиссар Центропленбежа . . . . 57
Камера смертников Бутырской тюрьмы . . . . 61
Разорение Гатчинского дворца . . . . 74
Склад в Леонтьевском переулке . . . . 79
Как большевики расхищали и уничтожали дворцовое имущество . . . . 81
Сокровища князя Ф. Юсупова и промышленника М. Рябушинского . . . . 86
Экспроприация имущества особняка Готье-Дюфайе . . . . 95
Спецоперация чекистов в отношении дипломатических миссий иностранных государств . . . . 96
Клад старинных икон в Московском Кремле . . . . 100
Большевистский комиссар Максим Горький и распродажа за границей национальных сокровищ России . . . . 103
Осквернение захоронений российских царей в Петропавловской крепости . . . . 134
Комиссар смерти П. Магго . . . . 151
Музей ГПУ . . . . 161
Глава IV
Во Всеукраинской ЧК. Лето, 1919 год
Установление в Украине советской власти и начало деятельности ВсеукрЧК . . . . 166
Сообщение о раскрытии «контрреволюционного заговора» . . . . 175
«Бразильский консул граф» Альберт Пирро . . . . 176
В борьбе с валютной спекуляцией . . . . 187
«Консул» – насильник и убийца . . . . 191
Чекистская ловушка . . . . 194
«Агент французской разведки» Раиса Поплавская . . . . 196
Как фабриковали дело «Международный контрреволюционный заговор» . . . . 200
А. Пирро о работе «Бразильского консульства» . . . . 204
Под защитой большевистских вождей: Ф.Э. Дзержинского и В.И. Ленина . . . . 210
Глава V
В СибЧК (1919–1920)
СибЧК. . . . 217
«Датско-голландское консульство» в Омске . . . . 233
Тайна «воскресения» императорской семьи . . . . 235
Глава VI
Помощник полпреда
Окно в Европу и цивилизованный мир . . . . 242
Советский полпред Исидор Гуковский . . . . 243
Полпредство Советской России в Эстонской Республике . . . . 245
Организация работы советской разведки в Эстонии . . . . 266
Помощник полпреда и сотрудник разведки . . . . 268
Деятельность советской разведки в Эстонии . . . . 272
Тайны большевистской дипломатии: бриллиантовый курьер . . . . 286
Связной Коминтерна . . . . 308
Телеграмма от А. Эйдука и выезд А. Пирро в Москву . . . . 323
Глава VII
Прощай, Советская Россия
Москва. Заключенный Лубянки и Бутырской тюрьмы . . . . 324
Дело Гохрана . . . . 325
На юге России. Прозрение латышских стрелков . . . . 331
Бегство за границу . . . . 343
Часть 2. Изгой
Глава VIII
Двурушник
Возвращение блудного сына . . . . 345
На службе в Политической полиции . . . . 356
Сабля и скипетр Петра Великого . . . . 367
Под колпаком латвийских спецслужб . . . . 372
Арест советского шпиона . . . . 378
Следствие по делу № 194436/554 . . . . 382
Вместо суда – депортация . . . . 391
Москва не признает разведчика-героя . . . . 393
Глава IХ
Неисправимый мошенник
Продавец мемуаров Николая II . . . . 400
Монархист Пирро и картина художника ван Дейка . . . . 401
Лучше в тюрьме, но на родной земле! . . . . 404
Исповедь чекиста . . . . 410
Политический узник Рижского централа . . . . 415
Операция «Трест». Чекисты Пирро и Оперпут . . . . 418
Шестая судимость . . . . 423
После освобождения снова арест . . . . 425
Жизнь в захудалой провинции . . . . 425
И снова мошенничества . . . . 427
Джекпот генерала А.П. Кутепова . . . . 430
Очередная «ходка» . . . . 435
Периферийные «гастроли» мошенника . . . . 438
Послесловие . . . . 443
Примечания . . . . 448
Библиография . . . . 541
Указатель имен . . . . 555

Примечания
     Из Главы I. Покаяние чекиста
     6. «Я раскаиваюсь и проклинаю!» // Слово. Рига. 30.01.1926.
     Из Главы III. Большевистский комиссар Максим Горький и распродажа за границей национальных сокровищ России
     84) Копп Виктор Леонтьевич (1880–1930) – советский дипломат; участник Первой мировой войны, в начале 1915 г. попал в плен и до осени 1918 г. содержался в лагере военнопленных в Германии. После освобождения работал советником в советской миссии в Берлине. В последующие годы на службе в Наркомате иностранных дел: полпред РСФСР в Германии (1919–1921), Японии (1925–1927) и Швеции (1927–1930).
     85) «Новая жизнь» – ежедневная общественно-литературная газета, выходила в Петрограде с 18.04(01.05).1917 по 16.07.1918 г. под редакцией М. Горького. Газета отстаивала принципы международного социализма, выступала против Первой мировой и Гражданской войн. После Октябрьского переворота резко критиковала политику большевиков. В 1918 г. стала рупором независимого антибольшевистского рабочего движения Петрограда. 16.07.1918 г. газету закрыли по постановлению Комиссариата по делам печати, агитации и пропаганды Петрокоммуны.
     86) Дворец герцогов Лейхтенбергских расположен на окраине Петергофа. Строился в 1839–1842 гг. архитектором А. Штакеншнейдером для дочери Николая I Марии Николаевны и ее мужа герцога Максимилиана Лейхтенбергского.
     87) 22.08.1911 г. из музея Лувра была похищена всемирно известная картина Леонардо да Винчи «Джоконда». Картина бесследно исчезла, ее розыски результатов не дали. Лишь спустя два года выяснилось, что ее похитил работавший в Лувре итальянский рабочий, решивший вернуть «Мону Лизу» на родину. В дальнейшем он заявил: «Лувр битком набит сокровищами, которые принадлежат Италии по праву. Я не был бы итальянцем, если бы смотрел на это с безразличием!» Похититель почему-то был искренне убежден, что картину вывезли из Италии во Францию во времена Наполеона.
     88) В течение длительного времени у М. Горького складывались непростые отношения с ВЧК и ее председателем Ф. Дзержинским. Нередко М. Горький выступал перед В.И. Лениным защитником известных представителей российской интеллигенции, ставших жертвами произвола чекистов. В ряде случаев, благодаря писателю, удавалось спасти жизнь десятков людей. Все это сильно раздражало Дзержинского, который, будучи человеком амбициозным, не терпел вмешательства «рафинированного интеллигента» в дела своего ведомства. Известно, что ГубЧК в Петрограде активно работала по Горькому и его окружению. Взаимонеприязненные отношения Горького и ВЧК, скрыть которые было невозможно, лежали на поверхности. Периодически в прессе, прежде всего за рубежом, появлялись публикации на эту тему, например: y В 1920 году в Петрограде в беседе с сотрудником газеты «Сегодня» Борисом Соколовым Горький, комментируя свои непростые отношения с советской властью и чекистами, отметил: «Я сам у них в подозрении… недавно… у меня делали обыск, искали оружие и бомбы» (Беседа с М. Горьким // Сегодня. Рига. 11.11.1920).
     «Из Петрограда сообщают, что Максим Горький… хотел выехать из Советской России, но в последнюю минуту Советское правительство отказало ему в разрешении на выезд. Советским правительством приняты меры к недопущению тайного отъезда Горького. С этой целью за домом его устроено наблюдение. Лиц, посещающих Горького, приглашают затем в чрезвычайку для допроса» (Горький и Ленин // Сегодня. Рига. 29.12.1920). «Положение Горького в коммунистических кругах за последнее время пошатнулось. Незадолго до его отъезда за границу, у него был произведен обыск, не давший никаких результатов. Разрешение на выезд из Советской России Горький получил с большим трудом. Дзержинский настаивал, чтобы его не выпускали. По-видимому, большевикам стало известно, что их друг охладел к ним и выпускать его небезопасно. Из боязни европейского скандала Горького все же выпустили. О том, что положение Горького пошатнулось в Петрограде, стало известным после ареста лиц по делу 51, в числе которых поэт Гумелев (Гумилев. – Прим. ред.). Когда Горький узнал об этих арестах, он отправился к Ленину за объяснениями. Тот успокоил его, сказав, что арестованным ничего не угрожает. Между тем, в Петрограде, стало известно, что из Москвы приехал следователь ВЧК, что дело изымается из ведения Губчека. Стало известно также, что Гумелев сидит в одиночной камере. Все это было признаком того, что большевики намерены раздуть это дело. Друзья арестованных заволновались и просили Горького съездить к Дзержинскому и потребовать у него для просмотра акты следственного производства. Горький отправился к Дзержинскому. Тот встретил его очень сухо и сказал: – Все арестованные – ваши знакомые. Кроме того, я должен Вас предупредить, что о Вас имеется дело в Чрезвычайной комиссии в 40 страниц. Горький спросил его: – Что же вы, хотите меня арестовать? – Нет сказал Дзержинский, арестовать Вас мы пока не собираемся, но я советую вам держаться потише. Горький уехал ни с чем. По его просьбе справляться об участии арестованных поехал Красин, отправившийся к Ленину. Тот его успокоил, как и Горького, а на следующий день все арестованные были расстреляны» (Горький и большевики // Сегодня. Рига. 01.06.1922). Покинув Советскую Россию и пребывая в эмиграции, Горький как-то сказал: «…по отношению меня, руки Дзержинского коротки…» (М. Горький и Зект о падении большевизма // Сегодня. Рига. 31.01.1924).
     89) Смольный – после Октябрьского переворота и до 10 марта 1918 г. резиденция советского правительства в Петрограде. Ранее здесь размещалось учебное заведение – институт благородных девиц. Сюда принимали дочерей лиц чинов не ниже полковника и действительного статского советника 474 Макаров А.В. Секретный сотрудник ВЧК Альберт Пирро (за счет казны) и дочерей потомственных дворян (за плату), готовили их для придворной и светской жизни.
     90) Ермолова Мария Николаевна (1853–1928) – великая русская драматическая актриса Малого театра; заслуженная артистка Императорских театров (1902), первая народная артистка РСФСР (1920), Герой Труда (1924).
     91) Железняков (больше известен как матрос Железняк) Анатолий Григорьевич (1895–1919) – балтийский матрос, анархист; во время Первой мировой войны дезертировал с военного корабля Балтфлота (1916), по подложным документам ходил на торговых судах Черного моря. После амнистии вернулся на военный флот и продолжил службу в Кронштадте. В июне 1917 г. за вооруженное сопротивление властям приговорен к четырнадцати годам каторжных работ, бежал. По возвращении в Петроград примкнул к большевикам и вошел в состав Центробалта. В декабре 1917 г. возглавил отряд революционных матросов, который активно участвовал в установлении советской власти в Петрограде, Москве и Харькове. Матросы отряда, отличавшиеся левацким радикализмом и анархизмом, являлись инициаторами применения жестких мер в борьбе с противниками советской власти. Отряд использовался при разгоне Всероссийского учредительного собрания, ликвидации Российской Республики и расстреле в Петрограде демонстраций, выступавших против захвата большевиками власти. Вскоре отряд Железняка стал выходить из-под контроля большевистских вождей: идейный анархизм, отказ от выполнения приказов, беспробудное пьянство, налеты на квартиры и склады, убийства, кражи и грабежи вынудили советскую власть принять меры по разоружению балтийских моряков. Железняк спешно покинул Петроград. Во время мятежа левых эсеров в Москве (июль 1918 г.) выразил поддержку восставшим и выступил за ликвидацию советского правительства как ненужного института государственной власти. В дальнейшем у него возник конфликт с наркомом по военным делам Подвойским, который приказал арестовать Железняка, но тот бежал и через некоторое время проявил себя вновь как противник советской власти. На сей раз его обвинили в крушении поезда и объявили вне закона. При поддержке левых эсеров ему удалось избежать расстрела, скрывался на Тамбовщине. В октябре 1918 г. был амнистирован и назначен командиром 1-й советской конной батареи. В ноябре 1918 г. его направили на подпольную работу в Одессу. Там он сошелся с известным до революции бандитом Г. Котовским. Принимал участие в боевых действиях против атамана Григорьева, отрядов Деникина и Шкуро. При этом «прославился» на украинской земле свирепостью и жестокостью. Его налеты на банки и грабежи населения сопровождались многочисленными убийствами и массовым насилием. Во время боестолкновения с белогвардейцами получил смертельное ранение. Железняка похоронили в Москве на Ваганьковском кладбище, отдав почести как герою Октябрьской революции и Гражданской войны. В советское время его имя активно использовали в пропагандистской работе.

     100. Соколов Б. Беседа с М. Горьким // Сегодня. Рига. 11.11.1920.
     101. Пирро А. Максим Горький и художественные ценности // Слово. Рига. 13.02.1926.
     102. Там же. 15.02.1926.
     103. Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Красные конкистадоры. М. 1994. С. 105.
     104. Там же.
     105. Там же.
     106. Горький М. Несвоевременные мысли // Новая жизнь. Петроград. № 43. 16(03).03.1918.
     107. Горький М. Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре. СПб. 2005. С. 222.
     108. Горький М. Несвоевременные мысли // Новая жизнь. Петроград. № 179. 12(25).11.1917.
     109. Там же. № 195. 07(20).12.1917.
     110. Цит. по: Новая жизнь. Петроград. № 185. 19.11(02.12).1917.
     111. Там же.
     112. Горький М. Несвоевременные мысли // Новая жизнь. Петроград. № 198. 10(23).12.1917.
     113. Цит. по: там же. № 185. 19.11(02.12).1917.
     114. Там же.
     115. Там же. № 82. 20.04(03.05).1918.
     116. Там же. № 205. 19.12.1917(01.01.1918).
     117. Там же. № 11. 17(30).01.1918.
     118. Там же. № 43. 03(16).03.1918.
     119. Там же. № 59. 22.03(04.04).1918.
     120. Там же. № 82. 20.04(03.05).1918.
     121. Там же. № 89. 01(14).05.1918.
     122. Там же. № 179. 12(25).11.1918.
     123. В.И. Ленин и А. Горький. М. 1969. С. 423.
     124. Там же.
     125. Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Красные конкистадоры. М. 1994. С. 106.
     126. Там же.
     127. Цекубу – Центральная комиссия по улучшению быта ученых при СНК РСФСР; в 1921–1931 гг. действовала в Москве под председательством А. Б. Халатова. В Петрограде аналогичная структура Петрокубу с 1921 г. находилась под патронажем М. Горького.
     128. Зайцев Б.К. Мои современники. Лондон. 1988. С. 104.
     129. Цит. по: Горький – коллекционер // Сегодня. Рига. 11.08.1920.
     130. Гиппиус З. Петербургские дневники. 1914–1919. Нью-Йорк – Москва. 1990. С. 261–262.
     131. Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. М. 1964. С. 351.
     132. Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Красные конкистадоры. М. 1994. С. 112.
     133. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2369. Л. 61.
     134. Новое изъятие ценностей. Реализация художественных ценностей // Сегодня. Рига. 28.07.1922.
     135. «Миссия» М.Ф. Андреевой // Сегодня. Рига. 04.07.1922.
     136. Там же.
     137. Там же.
     138. Там же.
     139. Сов. львицы – в Париже // Сегодня. Рига. 31.10.1924.
     140. Распродажа русских картин // Сегодня. Рига. 27.11.1920.
     141. «Багаж» большевиков в Риме // Сегодня. Рига. 24.03.1921.
     142. Ворованные бриллианты Воровского // Сегодня. Рига. 21.04.1921.
     143. «Внешторг» портсигарами // Сегодня. Рига. 16.08.1921.
     144. Неудача с бриллиантами // Сегодня. Рига. 08.03.1922.
     145. Спекуляция церковными ценностями. Первая партия награбленного // Сегодня. Рига. 25.04.1922.
     146. Как расхищаются церковные ценности // Сегодня. Рига. 25.04.1922.
     147. Пропажа советских драгоценностей // Сегодня. Рига. 18.07.1922.
     148. Продажа царского серебра // Сегодня. Рига. 28.09.1923.
     149. Большевики распродают царские бриллианты // Сегодня. Рига. 21.03.1925.
     150. Большевики распродают ценности // Сегодня. Рига. 23.05.1925.
     151. Распродажа идет полным ходом // Сегодня. Рига. 25.07.1925.
     152. Речь идет об Экспертной комиссии, созданной в 1919 г. для выявления, сбора и изучения национализированных произведений искусства, антикварных ценностей, предметов роскоши.
     153. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 52. С. 289.
     154. Ленин и ВЧК. Сборник документов (1917–1922). М.: Политиздат. 1975. С. 437.
     155. Лозунг: «Пролетариат – могильщик буржуазии (капитализма)» был выдвинут в 1948 году К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Манифесте Коммунистической партии».
     156. Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Красные конкистадоры. М. 1994. С. 106.
     157. В это время в зарубежной прессе были уже опубликованы многочисленные разоблачительные материалы бежавших из Соловецкого лагеря политических заключенных, которые свидетельствовали о чудовищных, бесчеловечных преступлениях советской власти.

     Из Главы III. Комиссар смерти П. Магго
     27) Об Анжелике Балабановой: «В годы, предшествовавшие появлению в России Ленина и Троцкого, это имя было одним из самых громких, самых прославленных, самых боевых и многозначащих в глазах организованных в социалистических партиях рабочих масс всего мира… имя Балабановой не сходило со столбцов советской печати, как одной из ближайших соратниц Ленина, как влиятельнейшей секретарши зиновьевского Коминтерна, как могущественнейшей вершительницы судеб Украины, которой она управляла вместе с румыном Раковским» (Волковский Н. Крах мирового мошенничества // Сегодня. Рига. 02.08.1927).
     28) «Когда летом 1919 года к Киеву прорвались белые части Добровольческой армии… генерала Бредова и взяли город с…частями армии «самостийников» Петлюры, выяснилось что ЧК перед уходом расстреляла в тюрьмах практически всех ранее арестованных. По свидетельствам горожан, последние дни перед уходом красных из города стали самыми ужасными: целыми днями по улицам Киева красные латыши и китайцы гнали изможденных арестантов к месту расстрелов. В оборудованных Украинской ЧК… реквизированных у «буржуев» особняков… найдены сотни изувеченных тел. Уничтожением заключенных руководили лично два самых близких Дзержинскому высокопоставленных сотрудника ВЧК: начальник Всеукраинской ЧК Лацис и присланный сюда из Москвы перед сдачей города первый заместитель председателя ВЧК Петерс. …Отдельные расстрельно-пыточные подвалы создали Украинская ЧК под началом Лациса, подчиненная ей Киевская губернская ЧК во главе со Шварцем, «армейская ЧК» в виде особого отдела местного фронта. Очевидцы писали об отдельном застенке некоей «Китайской ЧК», где вроде бы хозяйничали только чекисты из китайских интернационалистов, хотя официально никакой китайской отдельной ЧК не существовало. Китайцы в ЧК в основном 497 Примечания использовались на вспомогательной конвойной или расстрельной работе…» (Симбирцев И. ВЧК в Ленинской России. 1917–1922. М.: Центрполиграф. 2008. С. 100). Следует заметить, что в Красной армии и войсках ВЧК действительно было много китайских «бойцов-интернационалистов». Существовали отдельные части, полностью состоявшие из китайцев. В Москве при РВС действовал штаб китайских отрядов под началом коммуниста Шен Ченхо. В 1914–1917 гг. с разрешения царского правительства в Россию прибыло порядка 500 тыс. китайцев, которые использовались в качестве малоквалифицированной и дешевой рабочей силы. Предполагалось, что они заменят ушедших и погибших на фронте российских рабочих и крестьян. После Октябрьского переворота и последовавшего за этим крахом экономики, работы для китайцев не стало, домой они возвращаться не желали и по призыву большевиков за денежное вознаграждение стали массово вступать в Красную армию, куда отказывались идти обманутые большевиками русские солдаты. В Красной армии служило до 100 тыс. китайцев, которые наравне с латышскими стрелками использовались большевиками при охране советских правительственных учреждений (Смольный, Кремль и др.), проведении карательных акций, продразверстки, подавлении народных восстаний и как расстрельные команды (Максименков Л. Дело комиссара Шен Ченхо // Огонек. № 19. 15.05.2017). В июле 1920 г. газета «Сегодня» писала: «По последним сведениям из Петрограда, вербовочные пункты в Азии, на китайской границе за минувший месяц, видимо, проявили усиленную деятельность. В Приволжском районе, в настоящий момент сосредоточено множество завербованных китайцев, которые спешно обучаются военному искусству. Гарнизон Петрограда и Москвы усилен вновь китайскими полками, взамен ушедших на фронт красноармейских частей. Трудовую повинность, т. е. на тех же принудительных работах, имеется сейчас не менее 100 000 китайцев» (Приток китайцев в советскую Россию // Сегодня. Рига. 14.07.1920).
     179. Пирро А. С мечом, огнем и красным флагом. Рига: Путешественник. 1926. С. 31.
     180. Там же.
     181. Там же. С. 31–32.
     182. Там же. С. 32.
     183. Там же. С. 32–33.
     184. Там же. С. 33–35.
     185. ВЧК 1917–1922: энциклопедия. М.: Вече. 2013. С. 260.
     186. Сопельняк Б. Палачи сталинской эпохи [Электронный ресурс] // Московский Комсомолец. 24.07.2006.
     187. Нежданов Ф. Тюрьма всероссийской чрезвычайной комиссии. Че-Ка. Материалы по деятельности чрезвычайных комиссий. Берлин. 1922. С. 152–153.
     188. Там же.
     189. Там же.
     190. Там же.
     191. Сопельняк Б. Палачи сталинской эпохи [Электронный ресурс] // Московский Комсомолец. 24.07.2006.
     192. Там же.
     193. Там же.
     194. Там же.
     195. Ямской Н. Палачи лежат в почете // Огонек. 2005. № 37.
     196. Сопельняк Б. Палачи сталинской эпохи [Электронный ресурс] // Московский Комсомолец. 24.07.2006.
     197. Там же.
     198. Там же.
     199. Там же.
     200. Там же.
     201. ВЧК 1917–1922: энциклопедия. М.: Вече. 2013. С. 260.
     202. Ямской Н. Палачи лежат в почете // Огонек. 2005. № 37.

     Из Главы VI. Окно в Европу и цивилизованный мир
     1. Сидоров А.Ю., Клейменов Н.Е. История международных отношений. 1918–1939 гг. М. 2008. С. 97–98.
     1) В.И. Ленин убеждал своих сторонников, что территориальная уступка «делается не на веки… рабочие… скоро свергнут эту власть и создадут Советскую Эстонию, которая заключит с нами новый мир» (Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 40. Изд. 5-е. М. 1974. С. 71). Подписав мирный договор, вождь пролетариата приступил со свойственным ему политическим авантюризмом цинично и нагло покупать признание международным сообществом советской власти за счет территориальных уступок, передачи золотого запаса, иных материальных ценностей и природных богатств страны. В 1920–1921 гг. Советская Россия заключила мирные договоры с Эстонией, Латвией, Литвой, Финляндией и Польшей. Наиболее серьезные территориальные уступки были сделаны Польше, которой отошли значительные территории Западной Украины и Западной Белоруссии. «В общей сложности от России отторглись территории в 780 тыс. кв. км, где проживало около трети населения страны» (Сидоров А.Ю., Клейменов Н.Е. История международных отношений. 1918–1939 гг. М. 2008. С. 47).
     2. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 40. Изд. 5-е. М. 1974. С. 126.
     3. Там же. С. 178.
     4. Там же. С. 111.
     4) Талантливый русский инженер-технолог и изобретатель Р.Э. Классон, большой друг наркома внешней торговли Л.Б. Красина, характеризовал И. Гуковского, которого хорошо знал еще по Баку, когда тот был главным бухгалтером городской управы, «как шантажиста и просто мошенника и, нравственно, совершенное ничтожество». В начале советского режима Гуковский был назначен народным комиссаром финансов. Но он оказался совершенно неспособным к этой сложной должности… был смещен и назначен членом коллегии рабоче-крестьянской инспекции, говорят по дружбе со Сталиным…» (Соломон Г.А. Красин боялся, чтобы его не арестовали в Москве // Сегодня. 14.03.1930).
     5. Чернявский-Черниговский А.В. Семь лун блаженной Бригитты. Таллин. 1938. С. 75.
     5) Попов Тихон Иванович (1872–1919) – главный комиссар Народного банка РСФСР (июнь-октябрь 1918 г.); из семьи священнослужителя, окончил историко-филологический факультет Харьковского университета. Летом 1918 г., ввиду угрозы захвата Москвы, по указанию Ленина занимался вывозом ценностей Особой кладовой Московского Кремля и части золотого запаса страны в Казань. В октябре 1918 г. после захвата Колчаком Казани (там находилась «московская» часть золотого запаса) и Самары (куда еще до революции было эвакуировано золото из периферийных отделений Госбанка) понижен в должности, как лицо, не сумевшее сохранить госценности.
     6. Готье Ю.В. Мои заметки. М. 1997. С. 224.
     7. Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 16.02.1930.
     7) Гуковский И.Э. был «близок и даже дружен… со Сталиным, которого называл «Коба» (Яков)» (Соломон Г.А. Среди красных вождей. М. 2007. С. 284).
     8. Ларсон М.Я. В советском лабиринте: Эпизоды и силуэты. Берлин. 1932. С. 47.
     9. Normak H. Vene Keisririigi ja SSSR rahandus. Eesti majandus. 1926. № 10. Lk. 351.
     «По данным британской разведки, к марту 1921 г. через Эстонию было перевезено одного лишь золота на 311.5 миллионов золотых рублей» (Valge J. Lahtirakendamine. Eesti Vabariigi majanduse stabiliseerimine. 1918–1924. Tallinn. 2003. Lk. 168).
     10. Чернявский-Черниговский А.В. Семь лун блаженной Бригитты. Таллин. 1938. С. 75.
     11. Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 17.02.1930.
     12. Там же. 16.02.1930.
     13. Там же. 17.02.1930.
     14. Ботмер К.Ф. С графом Мирбахом в Москве. М. 2010. С. 138–139.
     15. Ларсон М.Я. В советском лабиринте: Эпизоды и силуэты. Берлин. 1932. С. 43.
     15) И. Гуковский был «старый партийный работник, оказавший, как говорили, во времена подполья много услуг революции» (Соломон Г.А. Среди красных вождей. М. 2007. С. 268–269).
     16. Isidor Gukovski // Tallinna Teataja. 02.03.1920.
     16) Находясь на посту члена Коллегии Рабоче-крестьянской инспекции, И. Гуковский «сразу выказал себя человеком, лишенным широты ума, необходимой для государственного деятеля. Он выступил сторонником полного уничтожения таможни и пограничной стражи, как бесполезных в государственном аппарате» (там же. С. 269).
     17. Vene saatkonna esimehe Gukovski jutul // Waba Maa. 23.02.1920.
     17) Первая в истории Советской России официальная миссия прибыла в Ревель 21 февраля 1920 года в 8 часов утра и состояла из нескольких десятков неопрятно одетых, замызганных людей, больше напоминавших мешочников, нежели дипломатов и торговых представителей. Согласно сообщениям газет, на границе ЭР их встретили генерал А. Тыниссон и секретарь МИДа В. Томингас («Tallinna Teataja» и «Päevaleht». 21.02.1920 г.), а на железнодорожном вокзале эстонской столицы – начальник полиции Палицер, адъютант военного министра Вильденау и комендант вокзала. Тогда многие вопросы еще не регулировались двусторонними соглашениями и правилами дипломатического этикета, большевиков никто как серьезных партнеров не воспринимал, тем более что они сами порой давали тому повод. Вместо того чтобы отправить представителей советской миссии в гостиницу, их посадили в восемь автомашин и отправили под сопровождением полицейских в карантин, т. е. в кадриоргский купальный салон, где догола раздели и заставили мыться, а одежду подвергли дезинфекции. Назревал скандал, узнав, куда везут советскую делегацию, эстонский дипломат Томингас связался с министром иностранных дел ЭР А. Бирком, который объяснил этот «банный прием» тем, что в России, мол, широко распространен тиф и прочие заразные заболевания и решение принято исключительно в интересах «сохранения здоровья эстонцев от опасных вшей русских». Томингас решил разделить судьбу членов делегации. По его свидетельству, это была «вовсе не баня, а какое-то недоразумение»: была холодная, париться в ней оказалось невозможно, по выходе из нее «высоким гостям» пришлось еще некоторое время мерзнуть в раздевалке в ожидании выдачи собственной одежды. Гуковский был «злой как черт», однако сказал, что протестовать не будет – дабы русско-эстонские взаимоотношения не начинались с протестов (Tomingas W. Mälestused. Vaikiv ajastu Eestis. Tallinn. 1992. Lk. 216–217).
     18. Чернявский-Черниговский А.В. Семь лун блаженной Бригитты. Таллин. 1938. С. 52.
     18) Вяземская лавра существовала в девятнадцатом веке в Санкт-Петербурге в районе Сенной площади. Лавра имела постоялый двор, трактир, чайные и питейные заведения, бани, мелкие торговые лавки и мастерские, во флигелях жили бедные и опустившиеся люди. Здесь беспрерывно шла бойкая торговля различной тряпичной дрянью и провизией, вытащенной из выгребных ям, собирались бродяги, нищие и уголовники, проститутки и продавцы краденого.
     19. Чернявский-Черниговский А.В. Семь лун блаженной Бригитты. Таллин. 1938. С. 100.
     19) «Во времена Гуковского в ревельском торговом представительстве шло невероятное взяточничество среди личного состава представительства» (Ларсон М.Я. В советском лабиринте: Эпизоды и силуэты. Берлин. 1932. С. 47). Как отмечала эстонская пресса: «Большевики… пустили довольно глубокие корни в Ревеле и показывают даже свыше десятка домов, купленных или непосредственно постояльцами отеля «Петроградский», или через подставных лиц и на чужое имя» (Большевистские аферы // Сегодня. Рига. 22.06.1920).
     20. Puhk J. Minu mälestusi rahutegemisest. Kultuur ja Elu.
     20) Соломон (Исецкий) Георгий Александрович (1868–1942) – заместитель наркома внешней торговли советского правительства; из дворян, за участие в студенческих волнениях был исключен из академии и взят под негласный полицейский надзор, в РСДРП с момента ее основания, участвовал в работе петербургской организации «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». В 1901 г. вместе с сестрой Ленина Марией Ильиничной проходил по одному делу, два года находился в тюрьме, после освобождения проживал и работал в Харькове. В 1905 г. вновь арест и ссылка в Сибирь, замененная в 1907 г. высылкой из страны. В эмиграции много общался с В.И. Лениным, но остался верен идеологии меньшевизма. В октябре 1917 г. на предложение большевиков войти в состав советского правительства ответил отказом. С 1918 г. 1-й секретарь советского посольства в Берлине, затем консул в Гамбурге. После разгрома германской революции несколько месяцев провел в Моабитской тюрьме. В марте 1919 г. был депортирован в Россию. В 1919–1920 гг. заместитель наркома внешней торговли РСФСР. В 1920 г. торгпред Советской России в Эстонии. В 1921–1922 гг. директор компании «Arcos Ltd» в Лондоне. В 1923 г. заявил об отставке и отказался возвратиться в СССР, став одним из первых советских высокопоставленных невозвращенцев. Во Франции вышли его книги, ставшие бестселлерами: «Среди Красных вождей» (1930) и «Ленин и его семья» (1931).
     21. Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 17.02.1930.
     21) «…Все высшие постоянно получали от него (Гуковского. – Прим автора) «подарки» в виде разной провизии, духов, мыла, материи и пр… (кроме неподкупных Ленина и Рыкова…)» (Соломон Г.А. Среди красных вождей. М. 2007. С. 271, 281).
     22. Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 16.02.1930.
     22) Со слов наркома внешней торговли Л.Б. Красина, ЦК в отношении Гуковского пришлось прибегнуть «к педагогическим мерам: решил обратить его на путь истинный и вернуть в лоно семейной жизни. Разыскали его жену и детей – у него их, кажется, трое-четверо – и, не предупредив его, командировали их всех к нему в Ревель... представь себе наших «цекистов» в роли поборников семейного очага! Ха-ха-ха... И вот в один прекрасный день весь этот «семейный очаг» и пожаловал к Гуковскому. Но… и это не помогло… все осталось по-старому – и кутежи, и оргии, и певички...» (там же. С. 281).
     23. Соломон Г.А. Красин боялся, чтобы его не арестовали в Москве // Сегодня. Рига. 14.03.1930.
     23) Коммерческая деятельность Гуковского и его скандальные похождения в Ревеле получили «широкую известность… писали и кричали газеты всего мира» (Соломон Г.А. Среди красных вождей. М. 2007. С. 271). Как говорил Л.Б. Красин: «Мне… все в глаза тычут Гуковским, не исключая и самого Ллойд Джорджа (премьер-министр Великобритании.  – Прим. автора). Заграничная пресса полна описаний его похождений... это перманентный скандал» (там же. С. 281).
     24. Как живет и работает Гуковский // Сегодня. Рига. 27.04.1920.
     24) О. Эрлангер – первая фаворитка Гуковского: «молодая женщина, одетая в кричащий костюм, вся грубо раскрашенная и подведенная» (Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 16.02.1930).
     25. Вышгородский А. Большевицкие «дельцы» в Ревеле // Сегодня. Рига. 08.10.1925.
     25) Брат жены Эрлангера А. Биллинг являлся главным посредником советского торгпредства, «через которого должны были проходить все поставщики, уплачивая ему установленную «законом» (советскими жуликами в торгпредстве. – Прим. автора) комиссию, иначе поставщики, несмотря ни на что, не получали заказа…» (там же. 19.02.1930).
     26. Вышгородский А. Большевицкие «дельцы» в Ревеле // Сегодня. Рига. 08.10.1925.
     26) И.Э. Гуковский не скрывал своего участия в подготовке бегства Эрлангера с семьей, более того, он бравировал этим: «Я его спас от ВЧК и у него заграничный паспорт готов… я не боюсь… и говорю… я ему устроил это дело и он вольная птица» (Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 19.02.1930).
     27. Как охарактеризовал его И. Гуковский, «наш лучший поставщик», «честнейший человек, очень полезный…» (Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 20.02.1930).
     27) По ходившим в Эстонии слухам, Эрлангер «заработал» в Ревеле около двух миллионов шведских крон и занялся не то в Швеции, не то в Германии коммерцией» (там же. 20.02.1930).
     28. Вышгородский А. Большевицкие «дельцы» в Ревеле // Сегодня. Рига. 08.10.1925.
     28) «Гуковский… оставался неуязвимым… Окруженный шайкой своих «поставщиков», он продолжал закупать и посылать нам всякую дрянь вместо товара, грабя и пропивая народные деньги» (Соломон Г.А. Среди красных вождей. М. 2007. С. 271). «Гуковский проводит время в кутежах, пьянстве, оргиях… тем же занимается и его штат. Доходили сведения и о том, что все там «берут», «…от последней машинистки до самого Гуковского» (там же. С. 271, 281).
     29. Вышгородский А. Большевицкие «дельцы» в Ревеле // Сегодня. Рига. 08.10.1925.
     29) С назначением Г.А. Соломона проблем не было, поскольку, со слов Л.Б. Красина, Политбюро, направив И.Э. Гуковского в Ревель, «и так уже село в калошу… чувствует себя достаточно сконфуженным», в связи с чем приняло решение: «По представлению товарища Красина, освободить товарища Гуковского от должности полномочного представителя Наркомвнешторга в Эстонии и назначить взамен него на эту должность товарища Соломона» (Соломон Г.А. Среди красных вождей. М. 2007. С. 283).
     30. Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 18.02.1930.
     30) Наркоминдел РСФСР Г.В. Чичерин писал И.Э. Гуковскому: «Спешу уведомить Вас, что, несмотря на все мое нежелание и противодействие, Красин добился от Политбюро Вашего смещения и назначения на Ваше место Соломона» (Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 18.02.1930).
     31. Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 18.02.1930.
     32. Там же. 19.02.1930.
     32) Соломон и его сотрудники «работали, не считаясь с часами… рабочий день начинался обыкновенно в семь (иногда и раньше) часов утра и, с перерывом для обеда, тянулся до часа, двух и трех ночи, а иногда и дольше» (там же).
     33. Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 19.02.1930.
     34. Там же.
     35. Там же.
     36. Там же. 21.02.1930.
     37. Там же.
     38. Там же.
     39. Там же. 22.02.1930.
     40. Там же.
     41. Там же.
     42. Там же.
     43. Там же.
     44. Там же. 21.02.1930.
     45. Соломон Г.А. Среди красных вождей. М. 2007. С. 287.
     46. Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 16.02.1930.
     47. Там же.
     48. Там же.
     49. Там же. 17.02.1930.
     50. Там же.
     51. Там же.
     52. Там же.
     53. Там же.
     54. Там же. 18.02.1930.
     55. Там же.
     56. Там же. 19.02.1930.
     57. Там же. 24.02.1930.
     58. Там же.
     59. Там же. 18.02.1930.
     60. Там же.
     61. Там же. 27.02.1930.
     62. Там же. 28.02.1930.
     63. Там же.
     64. Там же.
     65. Там же.
     66. Соломон Г.А. Среди красных вождей. М. 2007. С. 8. Кроме того, с 1898 г. Г. Соломон был знаком с В.И. Лениным и его родными, дружил с Марией Ильиничной, Анной Ильиничной и ее мужем – наркомом путей сообщения в советском правительстве М.Т. Елизаровым (там же. С. 294–295).
     67. Там же. С. 19–23.
     68. Соломон Г.А. Моя советская служба в Эстонии // Сегодня. Рига. 28.02.1930.
     69. Там же.
     70. Там же.
     71. Там же.
     72. Там же.
     73. Там же. 01.03.1930.
     74. Там же.
     75. Там же.

     Из Главы VI. Тайны большевистской дипломатии: бриллиантовый курьер
     62) О вывозе М. Литвиновым за границу бриллиантов писал в своей книге и З.С. Шейнис: «Накануне отъезда Литвинов вызвал к себе своих помощниц Миланову и Зарецкую. Внимательно оглядев их, спросил, в чем они поедут за границу. Женщины, пожав плечами, ответили, что весь их гардероб на них: на Милановой была кожаная куртка полувоенного образца, на Зарецкой – теплый жакет. Предупреждая вопросы, Литвинов сказал, что денег нет и придется обойтись без пальто, а вот платья надо надеть широкие, с воланами. – Почему широкие и почему с воланами? – Так надо, – в обычной для него манере пробурчал малоразговорчивый Литвинов. – Какое отношение имеют воланы к революции? Максим Максимович, помолчав, сказал: – Это вы увидите. Через два часа я жду вас в этой комнате... Через два часа Миланова и Зарецкая снова были в кабинете Литвинова. Женщины стояли у окна, ожидая, что будет дальше. В это время в кабинет вошел бухгалтер Наркоминдела. В его руках была тарелка, прикрытая салфеткой… и сказал: – Ну вот, я и принес. …Бухгалтер взял двумя пальцами салфетку и осторожно приподнял ее... в тарелке, сверкая, лежали бриллианты. Литвинов скупо пояснил: – Денег у нас нет… За эти камешки из царской казны мы… В Копенгагене через банк обменяем на валюту. Камешки зашьете в подол своих платьев и в воланы» (Шейнис З.С. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек. М. 1989. С. 153).
     63) Воровский Вацлав Вацлавович (1871–1923) – советский дипломат; из дворянской семьи обрусевших поляков, в революционном движении с 1894 г., арестовывался властями, отбывал ссылку в Вятской губ. В эмиграции сблизился с большевиками, стал агентом газеты «Искра». В апреле 1917 г. по рекомендации В.И. Ленина наряду с Я. Ганецким и К. Радеком вошел в состав заграничного бюро ЦК РСДРП в Стокгольме. Фактически являлся одним из хранителей «черной кассы» большевиков, открывал счета на подставных лиц в европейских банках и осуществлял расчеты при финансировании международного коммунистического движения и тайных операций советских властей. В дальнейшем служил в Наркомате иностранных дел: полпред и торгпред РСФСР в Италии (1921–1922), принимал участие в Генуэзской конференции (1922). В 1923 г. в составе советской делегации выехал для участия в Лозаннской конференции (Швейцария). 10.05.1923 г. убит белоэмигрантом в ресторане лозаннского отеля «Сесиль».
     64) В 1916–1917 гг. в Нью-Йорке выходила газета русских социал-демократов «Новый мир». В газете работали Н. Бухарин, А. Коллонтай, В. Володарский и примкнувший к ним позже Л. Троцкий. Вокруг издания сформировалось пробольшевистски настроенное течение социал-демократов.
     65) В 1919–1921 годах, ввиду отсутствия советско-американских отношений, «Бюро Мартенса» являлось неофициальной дипломатической миссией Советской России в США. Мартенс Людвиг Карлович (1875–1948) – революционер, большевик, соратник В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого; родился в семье крупного российского промышленника немецкого происхождения, по окончании курского реального училища поступил в Петербургский технологический институт, во время учебы посещал марксистский кружок, в котором познакомился с Ю. Мартовым и В. Лениным. В 1895 г. вступил в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», через год был арестован и заключен на три года в тюрьму, по отбытии наказания выслан в Германию. В 1906 г. перебрался в Великобританию, с 1916 г. в США. После Февральской революции вместе с Л. Троцким и другими товарищами социал-демократами вернулся в Россию. С января 1919 г. глава неофициальной советской дипломатической миссии в США, действовавшей под вывеской «Бюро Л. Мартенса». В 1921 г. выслан из страны за проведение враждебной США деятельности. Друг американского журналиста Джона Рида и семьи американских миллионеров Хаммеров.
     66) Дубровицкий Лев Абрамович (1898–1983) – сотрудник ЧК, хозяйственный служащий; родился в еврейской мещанской семье, окончил экономическое отделение факультета общественных наук Института красной профессуры (1925), член РСДРП(б) с 1919 г. В 1919–1922 гг. в РККА: младший инструктор, начальник продовольствия бригады, начальник отдела снабжения Управления продовольствия штаба Западного фронта. В 1922–1925 гг. член Комиссии по реализации ценностей. В 1924–1926 гг. заместитель руководителя особой части Наркомата финансов СССР. В 1925–1928 гг. председатель правления АО «Мосювелирторг». В 1927–1934 гг. старший инспектор ЦКК ВКП(б).
     67) Кон – агент лондонских ювелирных фирм, занимавшийся оптовой скупкой драгоценностей.
     68) Абрагам – известный парижский диамантер.
     69) Лилина (Бернштейн) Злата Ионовна (1882–1929) – партийный и советский деятель, вторая жена Г. Зиновьева; родилась в небогатой еврейской семье, окончила митавскую гимназию, после чего работа учительницей, член РСДРП с 1902 г. С 1908 г. в эмиграции (Швейцария), сотрудничала с большевистскими изданиями «Правда», «Работница», «Звезда». В 1914–1915 гг. секретарь бернской группы РСДРП. В апреле 1917 г. в составе пассажиров «пломбированного вагона» возвратилась в Россию. После Октябрьского переворота заведующая отделом народного образования Петроградского исполкома, одна из крупнейших советских леди в области попечения детей.
     135. Вайль Б., Егоров В. Любовь и Лубянка // Звезда. 2007. № 2. С. 198;
             Егоров В.Е. // Военно-исторический архив. 2004. № 7. С. 163–168.
     136. Известия. 23.09.1920; Скандал в благородном семействе // Сегодня. Рига. 30.09.1920.
     137. А. Куприн. Сударыня, вы носите кольцо, которое у меня украли! // Сегодня. Рига. 28.03.1920.
     138. Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1920 г. Управление делами Совнаркома СССР. М. 1943. С. 203–205.
     139. Неудача с бриллиантами // Сегодня. Рига. 08.03.1922.
     140. Robert Ch. Williams. Russian Art and American Money. 1900–1940. Cambridge (Mass.). London. 1980. Р. 212–213.
     141. Там же. Р. 212.
     142. Там же. Р. 213.
     143. Там же. P. 212–213.
     144. «Багаж» большевиков в Риме // Сегодня. Рига. 24.03.1921.
     145. Использованы материалы: Архив Джона Рида. Хогтонская библиотека Гарвардского университета США;
             Гладков Т.К. Джон Рид. М. 1989;
             Вайль Б., Егоров В. Любовь и Лубянка // Звезда. 2007. № 2;
             Егоров В.Е. // Военно-исторический архив. 2004. № 7.
     146. Большевизм и… бриллианты // Сегодня. Рига. 28.05.1922.
     147. Ларсонс М.Я. В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты. С. 143–149.
     148. Соломон Г.А. Литвинов продает бриллианты за треть цены // Сегодня. Рига. 07.03.1930.
     149. Горев А. Как Сов. Россия торгует с Европой // Сегодня. Рига. 28.08.1920.
     150. Норден М. Большевистская делегация в Копенгагене // Сегодня. Рига. 18.04.1920.

     Из Главы VI. Связной Коминтерна
     71) Берзиньш (Зиемелис) Ян Антонович (1881–1938) – советский дипломат и архивист, друг и соратник В.И. Ленина; латыш, за революционную деятельность неоднократно подвергался арестам и ссылке (1904–1905), делегат Лондонского съезда РСДРП (1907). В 1908–1917 гг. в эмиграции: Германия, Швейцария, Бельгия, Англия, Франция, США. Член ЦК и Загранбюро РСДРП, активный участник Октябрьского переворота 1917 г. После захвата большевиками власти полпред Советской России в Швейцарии (1918) и Финляндии (1921), советник полпреда в Великобритании (1924–1925), полпред в Австрии (1925–1927) и уполномоченный НКИД СССР при Совнаркоме Украины (1927–1929). В 1919–1920 гг. член и секретарь Исполкома Коминтерна. В 1929–1932 гг. заместитель председателя комиссии по изданию дипломатических документов. В 1932–1937 гг. управляющий Центральным архивным управлением СССР и РСФСР. В декабре 1937 г. арестован по делу «о шпионской организации в Центральном архивном управлении (ЦАУ) СССР», расстрелян.
     72) Рахья Эйно Абрамович (1885–1936) – финский коммунист; член РСДРП с 1903 г., работал слесарем на Финляндской железной дороге. Во время революции 1905–1907 гг. занимался перевозкой оружия и нелегальной литературы. После июльских событий 1917 г. в Петрограде занимался охраной В.И. Ленина. После Октябрьского переворота – один из организаторов компартии Финляндии, делегат I–III конгрессов Коминтерна. Во время гражданской войны в Финляндии в 1918 г. командир отряда Красной гвардии.
     73) Элиава Шалва Зурабович (1883–1937) – советский партийный и государственный деятель; грузин, член РСДРП с 1904 г., принимал активное участие в революционной деятельности, преследовался царскими властями: восемь раз подвергался аресту, два года провел в заключении, дважды отправлялся в ссылку. В годы Гражданской войны член Реввоенсовета Южной группы Восточного фронта (1919) и Туркестанского фронта (1919–1920). В 1920–1922 гг. полпред Советской России в Турции и Персии. По возвращении в СССР: нарком военно-морских дел Грузинской ССР и Закавказской СФСР (1922–1923), председатель Совнаркома Грузинской ССР (1923–1927) и Закавказской СФСР (1927–1931), заместитель наркома внешней торговли СССР (1931–1936) и заместитель наркома легкой промышленности СССР (1936–1937).
     74) Яблоновский Александр Александрович (1870–1934) – русский писатель, фельетонист, беллетрист; сотрудничал с изданиями «Русское богатство», «Сын Отечества», «Мир Божий», «Образование», «Товарищ», «Русское слово» и др., его беллетристические произведения были собраны и изданы в двух томах.
     75) Краснощеков (Тобинсон) Александр Михайлович (Абрам Моисеевич) (1880–1937) – партийный и советский деятель; родился в Чернобыле в еврейской семье приказчика, с 1896 г. в социал-демократическом движении. В 1898 г. за революционную деятельность был арестован и сослан в Николаевск, где сблизился с Л. Троцким. В 1902 г. эмигрировал в Германию, через год в США. Летом 1917 г. под воздействием Л. Троцкого вернулся в Россию, вступил в партию большевиков. В 1918 г. стал председателем Дальневосточного Совнаркома и руководителем штаба большевистского подполья. В 1920–1921 гг. председатель правительства и министр иностранных дел Дальневосточной Республики (ДВР). С конца 1921 г. заместитель наркома финансов РСФСР, а с 1922 г. председатель Промбанка СССР.
     76) Фроссар Луи Оскар (1889–1946) – французский политический деятель; генеральный секретарь социалистической партии Франции (1918– 1920), участник II конгресса Коминтерна (1920). В 1920–1922 гг. генеральный секретарь Французской коммунистической партии (ФКП). В 1923 г. ввиду политических разногласий с Москвой вышел из ФКП, став одним из основателей Социалистического коммунистического союза, вел активную борьбу против своей бывшей партии. В 1928–1940 гг. депутат французского парламента, в 1936–1940 гг. являлся министром в правительстве Франции различных составов.
     77) Суварин (Лифшиц) Борис (1895–1984) – один из основателей и лидеров французской компартии; из семьи киевских евреев, вскоре после рождения родители переехали в Париж и приняли гражданство Франции. В 1914 г. вступил во французскую секцию рабочего интернационала, сотрудничал с изданием М. Горького «Новая жизнь» под псевдонимом Суварин. В 1920 г. принял участие в создании французской компартии, делегат III конгресса Коминтерна, член Исполкома Коминтерна (проживал в Москве). В 1924 г. из-за поддержки Л. Троцкого против И. Сталина лишился занимаемой в Коминтерне престижной должности и вернулся во Францию. С 1925 г. начал издавать «Bulletin Communiste», организовал марксистско-ленинский коммунистический кружок, а в 1935 г. основал Институт социальной истории, собиравший материалы по истории коммунизма, СССР и рабочего движения, написал книгу «Сталин. Очерки истории большевизма».
     78) Раппопорт Шарль (1865–1941) – один из основателей французской компартии, активный деятель Коминтерна, профессор философии, писатель, журналист; родился в Ковенской губ. в еврейской семье, окончил вильнюсскую гимназию и Бернский университет, состоял в петербургской террористической организации «Народная воля», готовившей покушение на Александра III. После разгрома организации и казни ее руководителей бежал за границу. По окончании Бернского университета, проживал во Франции, работал корреспондентом швейцарских, французских, немецких и русских газет. В 1911 г. занимался преподаванием в созданной по инициативе В.И. Ленина в пригороде Парижа партшколе РСДРП. В 1917 г. был арестован французской полицией за участие в антивоенном движении. В декабре 1920 г. на учредительном съезде французской компартии вошел в состав ее руководящих органов. В дальнейшем редактировал журнал «Ревю комюнист», центральный орган печати французской компартии газету «Юманите», одновременно являлся корреспондентом газеты «Известия». В 1938 г. вышел из компартии Франции, поскольку та отказалась осудить сталинские репрессии.
     79) Ашберг Олоф (1877–1960) – шведский банкир еврейского происхождения, «друг Советской России»; глава стокгольмского «Nya Banken», симпатизировал социал-демократическому движению, после Октябрьского переворота 1917 г. сошелся с большевиками, стал близким товарищем и компаньоном наркома внешней торговли Л.Б. Красина. С августа 1922 г. гендиректор «Роскомбанка» (переименованного в дальнейшем во «Внешэкономбанк»). Содействовал большевикам в проведении за границей крупных финансовых махинаций и афер по продаже ввозимых контрабандой в Европу и США золота, платины, бриллиантов, алмазов, уникальных ювелирных изделий, предметов искусства и старины. Получило широкую огласку участие О. Ашберга в афере по закупке за границей большевистским представителем Ю.В. Ломоносовым паровозов. Пристрастился О. Ашберг и к собиранию русских икон, вывозимых им из СССР при содействии Л.Б. Красина и А.В. Луначарского. В коллекции шведского банкира оказалось свыше 250 ценнейших старинных русских икон. С 1930 г. проживал во Франции. В период гражданской войны в Испании использовался Москвой для финансирования «Народного фронта». В начале Второй мировой войны был заключен в лагерь для интернированных лиц в Верне (Франция). После вторжения нацистов во Францию бежал в США. По окончании войны проживал в Швеции.
     80) Вольф Отто фон Амеронген (1881–1940) – немецкий предприниматель, основатель фирмы «Otto Wolff AG», одним из первых западных коммерсантов предложивший советскому правительству свои услуги в области экономического сотрудничества. Он выступал в большей части посредником между крупными немецкими фирмами при поставках в Советскую Россию промышленного оборудования для электростанций и энергосистемы страны, рельсов и котельных труб для паровозов, прокатной стали и труб для нефтепровода Баку – Батуми. С целью реализации задуманного в 1922 г. было создано совместное германо-советское предприятие «Руссгерторг» с уставным капиталом 350 млн марок. Следует заметить, что среди большевиков было немало противников сотрудничества с О. Вольфом, считавших, что немецкий предприниматель чрезмерно наживается на посреднической деятельности, и сравнивавших его с «американским добродетелем Советской России» миллионером Армандом Хаммером.
     81) Вандерлип Вашингтон (1866–?) – американский инженер, международный мошенник и авантюрист; в августе 1920 г. начал вести переговоры о разработке американскими предпринимателями в рамках концессий восточносибирских природных ресурсов. Переговоры велись им сначала в Копенгагене с М.М. Литвиновым и в Стокгольме с Л.Б. Красиным, затем в Москве с В.И. Лениным, Л.Д. Троцким и И.В. Сталиным. В. Ленину В. Вандерлип сообщил, что действует от имени и по поручению сенатора-республиканца, кандидата на должность президента США У. Гардинга. Вандерлипа принимали в Москве на высшем уровне. Ленин лично вел с ним переговоры, ведь речь шла о продаже Америке Камчатки и концессий районов Восточной Сибири и Дальнего Востока. Предлагая столь глобальную сделку, сравнимую разве лишь с продажей царским правительством Аляски, американец исходил из сложившейся крайне сложной для Советской России международной обстановки. В те годы Дальний Восток, Камчатка и значительная часть Сибири – Дальневосточная Республика – оказались под военным контролем Японии. Одновременно возросла активность США в этой части Тихоокеанского региона, что стало следствием обострившихся американо-японских отношений. В концессии советское руководство видело определенную гарантию территориальной целостности РСФСР и противовес японским устремлениям в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. На VIII съезде Советов (1920) Ленин сформулировал цели большевиков в этом вопросе следующим образом: «…мы за подобное предложение… должны ухватиться обеими руками. Мы даем сейчас Америке Камчатку, которая по существу все равно не наша, ибо там находятся японские войска. Бороться с Японией мы в настоящий момент не в состоянии. Мы даем Америке такую территорию для экономической утилизации, где у нас абсолютно нет и куда мы не можем дать ни морских, ни военных сил... давая это, мы привлекаем американский империализм против японского и против ближайшей к нам японской буржуазии, которая до сих пор держит в руках Дальневосточную республику… Значит, экономически этот вопрос совершенно второстепенный, и вся сущность его заключается в интересе политическом» (Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 42. Изд. 5-е. М. 1970. С. 95–96). В конце октября 1920 г. позиции сторон были согласованы и подписан совместный договор, предусматривающий предоставление концессии сроком на 60 лет на эксплуатацию природных богатств Камчатки и остальной части Восточной Сибири, лежащей к востоку от 160-го меридиана. В течение года концессионер был обязан приступить к проведению геологоразведочных работ и начать разработку нефтяных и угольных месторождений. В качестве гарантии проекта предполагалось разместить на Авачинской губе (и еще в каком-нибудь месте) американскую военно-морскую базу. В конце срока концессии все предприятия и их оборудование должны были быть переданы Советскому государству. Кроме того, по истечении 35 лет большевистское правительство имело право досрочного выкупа концессионных предприятий. Подписанное с В. Вандерлипом предварительное соглашение вступало в силу после признания США Советской России и восстановления между странами дипломатических отношений, не позднее 01.07.1921 г. Проведение в Москве Вандерлипом переговоров от имени американского правительства вызвало недоумение госдепартамента США. Победивший на выборах президента США У. Гардинг, от имени которого выступал в Москве В. Вандерлип, заявил: «…я ничего не знаю, с большевиками в сношениях не состою, ни о каких концессиях не слышал». Несмотря на это, через год по просьбе того же Вандерлипа советское правительство пролонгировало до 01.01.1923 г. время подписания концессионного соглашения, но и за новый срок никакого официального ответа от правительства США не последовало. Так ничем окончилась попытка осуществить в первой четверти ХХ в. грандиозную, мировую аферу. Несмотря на многочисленные предостережения и предупреждения товарищей по партии, В.И. Ленин до последнего времени доверял проходимцу и мошеннику Вандерлипу, грезил дальневосточной концессией.
     82) Рейх Яков Самуилович (1886–?) – один из руководителей Коминтерна, соратник и друг В.И. Ленина; в 19 лет познакомился с анархистами и стал членом боевой террористической организации, работал в нелегальной типографии. В 1906 г. участвовал в покушении на варшавского генерал-губернатора (несколько участников покушения были повешены), бежал в Швейцарию, где работал в качестве химика, проводил эксперименты по созданию бомб. В Цюрихе вступил в Социал-демократическую партию Швейцарии, сошелся с русскими большевиками: В. Лениным, Я. Ганецким, Г. Зиновьевым, Н. Бухариным, К. Радеком. С начала Первой мировой войны в рядах австро-венгерской армии, однако вскоре был комиссован по болезни. После демобилизации активно включился в антивоенное движение, центром которого тогда являлась Швейцария – надежное убежище Интернационала, политических эмигрантов, дезертиров, авантюристов и финансовых мошенников. Рейх писал антивоенные статьи, работал в Социалистическом интернационале молодежи. После Октябрьского переворота 1917 г. сотрудник пресс-бюро советского полпредства в Швейцарии, отвечал за выпуск информационного бюллетеня «Русские известия» и руководил издательством «Промахос», которое издавало на немецком языке работы В. Ленина, Л. Троцкого и К. Радека. В ноябре 1918 г., после организованных большевиками в Швейцарии беспорядков, советскую миссию закрывают и высылают из страны. В Москве Рейх работал в Наркомате иностранных дел у Г. Чичерина, затем в Иностранном отделе ЦК РКП(б) у Я. Свердлова. При создании III Интернационала вошел в состав его руководителей. Осенью 1919 г. по инициативе В. Ленина возглавил западноевропейское бюро Коминтерна в Берлине и стал представителем ЦК РКП(б) при Компартии Германии. Вскоре в Москву стала поступать информация о растрате и присвоении Рейхом крупных денежных средств, его тайных счетах в зарубежных банках. Рейха отозвали в Москву и по его делу начали следствие, но за него вступились Г. Зиновьев, К. Радек и Н. Крупская. Рейху удалось избежать уголовного наказания, он даже не был привлечен к партийной ответственности. Вскоре под благовидным предлогом выехал за границу и бежал в США, где легализовал присвоенные деньги и стал богатым человеком.
     83) Ганецкий (Фюрстенберг) Яков Станиславович (1879–1937) – партийный и советский деятель, друг В.И. Ленина и Ф.Э. Дзержинского; родился в еврейской семье богатого торговца, связанного родственными узами с А. Парвусом, в период учебы в варшавской гимназии вошел в состав нелегального марксистского кружка, за что был отчислен из 6-го класса. С 1896 г. член «Социал-демократии Королевства Польского и Литвы» (СДКПиЛ). По окончании гимназии служил вольноопределяющимся в пехотном полку (1900–1901). В дальнейшем учился в Берлинском, Гейдельбергском и Цюрихском университетах. Делегат II, IV, V съездов РСДРП. Неоднократно подвергался арестам и ссылке. Летом 1912 г. организовал переезд В.И. Ленина из Парижа в Краков (Австро-Венгрия) и стал его доверенным лицом. Имелась информация о секретном сотрудничестве Ганецкого с австро-венгерской полицией. С марта 1914 г. проживал вместе с Лениным в местечке Поронин на русско-австрийской границе, когда после начала Первой мировой войны местная полиция интернировала Ленина как не внушавшего доверия российского подданного, принял меры по его освобождению. В 1914 г. стал исполнительным директором созданной А. Парвусом экспортно-импортной фирмы «Fabian Klingsland», совладельцем фирмы был старший брат – Генрих Ганецкий, а ее представителем в Петербурге – Евгения Суменсон (двоюродная сестра). С августа 1915 г. сотрудник открывшегося на деньги А. Парвуса в Копенгагене Института по изучению причин и последствий мировой войны. Одновременно А. Парвус сделал Ганецкого директором созданной им датской торгово-экспортной компании «Handels-og Eksportkompagniet AIS», сотрудники которой курсировали между Скандинавией и Россией. Помимо торговых операций агенты Парвуса и Ганецкого поддерживали связь с подпольными организациями и забастовочными комитетами в России, стараясь скоординировать их деятельность и превратить разрозненные выступления в единое антиправительственное движение. В январе 1917 г. Ганецкий был арестован датской полицией за причастность к контрабанде оружием и выдворен из страны. В марте 1917 г. в Стокгольме встречал «пассажиров пломбированного вагона» во главе с В. Лениным, едущих в Россию по заданию германских властей «организовывать революцию». По указанию Ленина вместе с В. Воровским и К. Радеком вошел в состав заграничного бюро ЦК РСДРП(б) для обеспечения устойчивого финансирования «русской смуты» и свержения самодержавия. В июле 1917 г. была арестована российской полицией по подозрению в переправке немецких денег большевикам двоюродная сестра Ганецкого и его «деловой представитель» в Петрограде Е. Суменсон, которая вела в России дела, в том числе швейцарской фирмы «Nestle», действуя при этом через представителя «Nestle» в России Ю.И. Фридлянда. Через неделю после захвата большевиками власти Ганецкий прибыл в Россию и стал заместителем наркома финансов и управляющим Народным банком. Входил в состав советской делегации на переговорах в Брест-Литовске (1918). В 1920 г. участвовал в советско-польских переговорах о мире. В дальнейшем был членом Коллегий Наркоматов внешней торговли и иностранных дел. В 1920–1922 гг. советский полпред и торгпред в Латвии. В 1923–1930 гг. один из руководителей Наркомата внешней торговли СССР. В 1930–1935 гг. член президиума ВСНХ РСФСР, одновременно начальник Гособъединения музыки, эстрады и цирка (1932–1935). В 1935–1936 гг. начальник управления цирков и парков культуры и отдыха «Москонцерта». В июле 1937 г. арестован сотрудниками НКВД за «шпионаж в пользу Польши и Германии», расстрелян 26.11.1937 г. 84) Нариманов Нариман Наджаф-оглы (1870–1925) – азербайджанский писатель, советский общественный и политический деятель; окончил горийскую учительскую семинарию (1890) и медицинский факультет университета в Одессе (1908); работал учителем, затем врачом в Баку и Тбилиси, перевел на азербайджанский язык программу РСДРП. В 1909 г. был арестован и на пять лет сослан в Астраханский край. В 1917 г. председатель комитета большевистской организации «Гуммет» и член Бакинского комитета РСДРП(б), редактор газеты «Гуммет». В марте 1918 г. вошел в состав комитета революционной обороны Баку. В 1919 г. по предложению В.И. Ленина стал заведующим отделом Ближнего Востока Наркомата иностранных дел. В 1920 г. в Баку организовал и провел 1-й съезд народов Востока, на котором присутствовали около 2000 делегатов, представлявшие 37 мусульманских народов. В 1920–1922 гг. председатель Совнаркома АзССР. В 1922–1925 гг. председатель ЦИК СССР.
     85) Ротштейн Федор Аронович (1871–1953) – политэмигрант, деятель левого движения Великобритании, англо-советский дипломат, академик АН СССР (1939); родился в  Ковно (Каунас) в еврейской семье аптекаря, в период обучения в полтавской гимназии вступил в кружок народовольцев, проходил обучение в Киевском университете. В 1891 г. эмигрировал в Великобританию, под псевдонимом Е.Н. Орлов в популярной серии «Жизнь замечательных людей» опубликовал биографии Цицерона, Сократа и Платона. В 1895–1911 гг. член английской Социал-демократической федерации (партии), а с 1901 г. еще и член РСДРП. После создания в 1911 г. Британской социалистической партии возглавил ее левое крыло. Сотрудничал с периодическими изданиями «Жизнь» (1901), «Правда» (1904–1905), «Образование» (1906–1907), «Современная Жизнь» (1906–1907). В Лондоне помогал многим российским эмигрантам: М. Литвинову, И. Майскому, Я. Петерсу. Одним из его друзей был известный английский разведчик Брюс Локкарт. Когда в 1918 г. Б. Локкарт отправился в Советскую Россию, М. Литвинов по просьбе Ф. Ротштейна написал Б. Локкарту рекомендательное письмо для Л. Троцкого. Во время Первой мировой войны Ротштейн работал в британском военном министерстве и министерстве иностранных дел. После Октябрьского переворота 1917 г. – агент и курьер Коминтерна, участвовал в создании Коммунистической партии Великобритании, занимался контрабандной перевозкой за границу из России денег и драгоценностей. С 1920 г. в Советской России: входил в состав Коллегии Наркомата иностранных дел (1923–1930), член делегации на мирных переговорах с Великобританией (1920), подготовил и подписал советско-иранский договор, по которому большевики отказались от всех дореволюционных русских владений в Иране (учетно-ссудного банка, железных дорог, промыслов на Каспийском море). В 1921–1922 гг. советский полпред в Персии. В 1924–1925 гг. директор Института мирового хозяйства и мировой политики, работал ответственным редактором журнала «Международная жизнь».
     86) Ганзен (Васильева) Анна Васильевна (1869–1942) – русская переводчица скандинавских писателей; окончила петербургскую гимназию (1887), владела датским, шведским и норвежским языками. В 1888 г. вышла замуж за датчанина Петра Ганзена и стала его деятельной помощницей и соавтором. Супруги перевели на русский язык скандинавских писателей Ганса Кристиана Андерсена, Генрика Ибсена, Кнута Гамсуна, Бьернстьерне Бьернсона, Серена Кьеркегора, Юхана Августа Стриндберга, Карин Микаэлис и др. Свои переводы они подписывали как «А. и П. Ганзен».
     87) Считалось, что Коминтерн берет деньги у советского правительства в займ. На самом деле заранее было известно, что деньги на мировую революцию уходят безвозвратно.
     88) Шляпников Александр Гаврилович (1885–1937) – советский партийный, государственный и профсоюзный деятель; родился в старообрядческой мещанской семье, окончил 3 класса начальной школы, с 13 лет рабочий завода, в РСДРП с 1901 г., участник революции 1905–1907 гг., неоднократно подвергался арестам. В 1908–1914 гг. в эмиграции, работал на заводах Франции, Германии и Англии. В 1914 г. вернулся в Россию и некоторое время работал на заводах Петрограда, затем вновь убыл за границу. Во время Февральской революции 1917 г. член исполкома Петроградского совета рабочих депутатов. Нарком труда и нарком торговли и промышленности в 1-м составе Совнаркома РСФСР. В ноябре 1917 г. в знак протеста против позиции В.И. Ленина в вопросе формирования «однородного социалистического правительства» вместе с рядом других наркомов вышел из состава советского правительства. В период Гражданской войны член РВС Южного фронта и 16-й армии Западного фронта, председатель РВС Каспийско-Кавказского фронта. С 1920 г. на профсоюзной работе. В 1921–1922 гг. член ЦК РКП(б). Выступал против идей Л. Троцкого о милитаризации трудовой жизни страны, принимал активное участие в дискуссиях о профсоюзах. Вместе с А. Коллонтай возглавил группу «Рабочая оппозиция», заявившую, что организация управления народным хозяйством является задачей профсоюзов, а не РКП(б), что было негативно воспринято Лениным и Х съездом партии. В 1923 г. подписал заявление 46-ти и открыто выступил с критикой ЦК по вопросам экономического положения, внутрипартийной и рабочей демократии, после чего был «сослан на дипломатическую работу во Францию». В 1925 г. возвратился в СССР и до 1929 г. работал председателем правления АО «Металлоимпорт». В 1933 г. за оппозиционную деятельность исключен из партии и выслан в Карелию. В 1935 г. за принадлежность к «Рабочей оппозиции» был осужден на пять лет тюрьмы, замененные затем ссылкой в Астрахань. В 1936 г. очередной арест, ему предъявили обвинения в том, что, будучи руководителем контрреволюционной организации «Рабочая оппозиция», давал директивы о переходе к индивидуальному террору как методу борьбы против ВКП(б) и советского правительства и подготовке террористического акта против И. Сталина. 02.09.1937 г. по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР расстрелян.
     153. Из преамбулы Конституции СССР 1924 года. М. 1924.
     154. Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Москва, Ленинград. 1928. Л. Троцкий. Речь на Втором съезде Советов. 26 октября 1917 г.
     155. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 36. Изд. 5-е. М. 1969. С. 11.
     156. Кривицкий В. На службе в сталинской разведке. М. Центрполиграф. 2017. С. 46.
     157. Балабанова А.И. Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938. Москва. 2007. С. 183.
     158. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 35. М. 1969. С. 61.
     159. Балабанова А.И. Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938. Москва. 2007. С. 183.
     160. Там же.
     161. Там же.
     162. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 50. Изд. 5-е. М. 1970. С. 193.
     163. Там же С. 201.
     164. Там же. С. 27.
     165. Там же. С. 32.
     166. РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 1299.
     167. Там же.
     168. РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 202. В.И. Ленин. Неизвестные документы (1891–1922). 1919 г., ноябрь.
     169. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 37. Изд. 5-е. М. 1969. С. 511.
     170. Кривицкий В. На службе в сталинской разведке. М. Центрполиграф. 2017. С. 46.
     171. Там же. С. 46–47.
     172. См. примечание 5) к главе II.
     173. См. примечание 1) к главе VI.
     174. См. примечание 6) к главе I.
     175. Яблоновский А. Гости Советской России. Заметки русского эмигранта // Сегодня. Рига. 26.02.1923.
     176. Там же.
     177. Балабанова А.И. Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938. М. 2007. С. 185.
     178. Рейх Я.С. На заре Коминтерна // Социалистический вестник. 1964. № 1. 179. Белоусова Т. Деньги на ветер // Совершенно секретно. 2009. № 6.
     180. ВКП(б), Коминтерн и Япония. 1917–1941. М. 2001. С. 253.
     181. Белоусова Т. Деньги на ветер // Совершенно секретно. 2009. № 6.
     182. Куда девал Зиновьев 30 млн. золотом // Сегодня. Рига. 18.06.1922.
     183. Панама в Коминтерне // Сегодня. Рига. 12.05.1923.
     184. Докладная записка в ЦК // Сегодня. Рига. 19.05.1923.
     185. Московские прокламации // Сегодня. Рига. 02.10.1923.
     186. Там же.
     187. Там же.
     188. Там же.
     189. Там же.
     190. См. примечание 6) к главе ІІ.
     191. Расходы Коминтерна // Сегодня. Рига. 23.11.1923.
     192. Агитация в Африке за счет русских рабочих // Сегодня. Рига. 17.02.1924. 193. Там же.
     194. Там же.
     195. А. Пирро // Слово. 26.02.1926.

     Из Главы VII. Дело Гохрана
     1) Чекисты, в нарушение предписания правительства, сдали драгоценности последними и с большим опозданием. Лубянка неохотно расставалась с ценностями, рассчитывая, что некоторая их часть останется в ОГПУ и пойдет на оплату агентуры, однако Политбюро осталось непреклонно.
     2) «Гохран был тем местом, где сохранялись все драгоценности государства и все наличные запасы драгоценных металлов, принадлежащих государству: коронные регалии и коронные драгоценности, платина, золото и серебро в слитках и в монете. Гохран был также центром, куда со всей России, не исключая самых отдаленных областей, сливались целые потоки драгоценных металлов, драгоценных камней и других ценностей, отчужденных и конфискованных государством у дворянства, буржуазии, церкви и банков. В Гохране скопилось конфискованное серебро, золото, драгоценные камни, жемчуг и секвестрованное церковное имущество в таких громадных размерах, что в Западной Европе об этом не могли бы сделать себе даже и отдаленного представления» (Ларсонс М.Я. На советской службе. Записки спеца. Глава VII).
     3) Левицкий Евгений Евгеньевич (1869–1921) – управляющий Гохраном; из дворян, до Октябрьского переворота директор Московской ссудной казны (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 127. Л. 103).
     4. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 127. Л. 9.
     4) Юровский Яков Михайлович (Янкель Хаимович) (1878–1938) – чекист, цареубийца; из еврейской семьи стекольщика, бундовец, затем под влиянием Я. Свердлова примкнул к большевикам, участник революционных событий 1905–1907 гг., после которых бежал за границу, в эмиграции принял лютеранство. В 1912 г. вернулся в Россию и продолжил работу в подполье, но был выслежен и арестован полицией. Во время Октябрьского переворота член Военно-революционного комитета, затем член Коллегии ОблЧК и председатель следственной комиссии ревтрибунала в Екатеринбурге. Один из главных организаторов и участников убийства в доме купца Ипатьева царя Николая II и членов его семьи.
     5. Сапоговская Л.В. Золото в политике России (1917–1921 годы) // Вопросы истории. 2004. № 6. С. 31–47.
     5) Альский (Мальский) Аркадий Осипович (Иосифович) (1892–1936) – еврей, член партии большевиков с 1917 г. После Октябрьского переворота заведующий учетно-распределительным отделом ЦК РКП(б) (1919), заместитель наркома финансов и член Коллегии Наркомата финансов РСФСР (СССР), курировал Гохран (1921–1926), одновременно финансовый советник полпредства СССР в Китае (1925–1926). С декабря 1926 г. заместитель председателя плановой комиссии Наркомата внешней и внутренней торговли СССР. Деятельный троцкист, в 1927 г. исключен из партии, арестован и приговорен к 3 годам ссылки. В 1930 г. восстановлен в ВКП(б), но в 1933 г. вновь исключен. В 1936 г. заместитель управляющего трестом «Карабугазхим» (Туркмения). В феврале 1936 г. арестован и 04.11.1936 г. за контрреволюционную деятельность расстрелян.
     6. Данилевич Н. Тайны Гохрана. Как большевики разбазаривали сокровища царей // Аргументы и Факты. № 25. 17.06.2015.
     6) Красина (Лушникова) Софья Борисовна (1875–1954) – младшая сестра наркома внешней торговли Л.Б. Красина.
     7. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 52. С. 407.
     7) Бокий Глеб Иванович (1879–1937) – один из руководителей советской госбезопасности, активный проводник красного террора и массовых репрессий; родился в семье тифлисского учителя, обучался в Петербургском горном институте, состоял в ленинском «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса», член РСДРП с 1900 г. В царское время 12 раз подвергался арестам за уголовные и политические преступления. С апреля 1917 по март 1918 г. секретарь Петроградского комитета РСДРП(б). С марта 1918 г. заместитель председателя Петроградской ЧК, а после убийства М. Урицкого, с августа по ноябрь 1918 года председатель Петроградской ЧК и ЧК Союза коммун Северной области. В 1919–1920 гг. начальник Особого отдела Восточного фронта, Особого отдела Туркестанского фронта и полпред ВЧК при СНК РСФСР в Туркестане. В 1921–1936 гг. возглавлял специальный (шифровальный) отдел ОГПУ (НКВД) СССР. Один из активных идеологов создания системы ГУЛАГа. Руководил лабораторией по разработке ядов и препаратов для воздействия на сознание арестованных и устранения неугодных лиц. Занимался изучением мистических и паранормальных явлений, зомбирования и гипноза. В мае 1937 г. арестован по обвинению в «предательстве и контрреволюционной деятельности». 15.11.1937 г. расстрелян.
     8. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 52. С. 408.
     9. Дело «Гохрана» // Сегодня. Рига. 08.11.1921.
    10. Письмо В.И. Ленина А.О. Альскому // Полное собрание сочинений. Т. 52 / В.И. Ленин. С. 222–223.
    11. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 127. Л. 76.

     Послесловие
     1. Лацис (Судрабс). Чрезвычайные комиссии по борьбе с контреволюцией. М. Государственное издательство. 1921. С. 13.
     1) Мунштейн Леон Гершкович (Леонид Григорьевич) (псевдоним Лоло) (1867–1947) – русский поэт, публицист, драматург и театральный деятель.
     2. Лацис (Судрабс). Чрезвычайные комиссии по борьбе с контреволюцией. М. Государственное издательство. 1921. С. 11.
     3. Там же.

Макаров Александр Васильевич,

родился в 1961 году в Ленинграде,

полковник запаса ФСБ России,

почетный сотрудник контрразведки,

в 2016-2020 годы доцент Национального

исследовательского Университета

«Высшая школа экономики»

Москва

Вашему вниманию представляются

следующие главы из книги

Глава I. Чекист Альберт Пирро

• Покаяние чекиста («…раскаиваюсь и проклинаю!»)

Глава III. На чекистской службе в Петрограде и Москве

• Большевистский комиссар Максим Горький и распродажа за границей национальных сокровищ России

• Комиссар смерти П. Магго (специалист по «особым поручениям»)

Глава IV. Во Всеукраинской ЧК. Лето, 1919 год

• Под защитой большевистских вождей: Ф.Э. Дзержинского и В.И. Ленина («бразильский консул» Альберт Пирро)

Глава VI. Помощник полпреда

• Окно в Европу и цивилизованный мир (о постыдном советско-эстонском мирном договоре 1920 года)

• Советский полпред Исидор Гуковский (громкие истории о мошеннике, казнокраде и прожигателе жизни полпреде Советской России в Эстонии)

• Тайны большевистской дипломатии: бриллиантовый курьер (контрабанда и нелегальная продажа за границей бриллиантов)

Глава VII. Прощая, Советская Россия

• Дело Гохрана (беспрецедентные хищения и расточение государственных ценностей)

Глава VIII. Двурушник

• Под колпаком латвийских спецслужб (о растлении личности большевика-чекиста)

• Продавец мемуаров Николая II (из криминальной жизни мошенника-чекиста)

• Монархист Пирро и картина художника Ван Дейка (очередная криминальная афера)

• Исповедь чекиста (о коммунизме и советской власти)

• Послесловие

* * *

Покаяние чекиста

Кто он, Альберт Пирро?

Секретный сотрудник ВЧК Альберт Пирро12

А. Пирро выдавал себя за князя, графа, бразильского консула,

главу иностранного диппредставительства

* * *

Большевистский комиссар Максим Горький и распродажа

за границей национальных сокровищ России

* * *

Я мог бы привести еще десятки примеров «любви Максима Горького к художественной старине», но хватит и этих…».

Петроград. Октябрь 1917 года.

Разгул уголовщины и бандитизма

Civis. 1927 г.

– Берем власть в свои руки!

– Долой буржуев!

– Грабь награбленное!

М. Горький

комиссар-экспроприатор

(1919–1921)

М.Ф. Андреева

комиссар театров и зрелищ Петрограда (1918–1919),

комиссар экспертной комиссии Наркомата внешней

торговли по Петрограду (1919–1920),

заместитель уполномоченного по реализации

художественных ценностей за границей (1921–1928)

Голос из зала:

– Неужели и это продается?!

Комиссар:

– Большевики все продают!..

И тому, кто больше!

Председатель Совнаркома А. Рыков –

Генеральному секретарю ВКП(б) И. Сталину:

– Иосиф, мы были раньше ювелирами, теперь – антиквары,

скоро станем старьевщиками.

– А ведь прав, черт возьми, Карл Маркс, как мы были

могильщиками155, так ими и останемся!

И. Сталин:

– Если не даете займа, то, возможно, заинтересуетесь

хорошими картинами из русских музеев?

* * *

Комиссар смерти П. Магго

Ленин придумал систему замены виселиц

и эшафотов человеческими бойнями. Гильотине

на площади предпочел маузер в подвале.

С.П. Мельгунов

Комиссар смерти Петр Магго

(1879–1941)

* * *

Под защитой большевистских вождей: Ф.Э. Дзержинского и В.И. Ленина

Из истории Всероссийской Чрезвычайной комиссии. 1917–1921 гг.